Тайник

В Фейкенхеме Сюзетт исчезла. Люсиль дала ей денег купить сонного зелья для детей, но она так и не вернулась. Убежала или же ее убили? А может, похитили? Кто знает. Ясно одно: нужно спешить, иначе она опоздает на встречу.

Сент-Джон остановил экипаж на дороге к югу от Холта. Пистолеты сверкали в ночи серебром.

— Стоять! — крикнул он. — В карете моя жена.

Кучер до смерти перепугался, лошади в панике встали на дыбы. Но пока муж успел спешиться и подойти к экипажу, она открыла противоположную дверь, выскочила вместе с плачущими дочерьми и потащила их к деревьям.

Она не вернется в Медингсфилд, свою мрачную тюрьму.

Сент-Джон отпустил поводья лошадей и помчался следом, не ведая, какую ошибку совершает.

Кучер воспользовался шансом, чтобы подстегнуть животных, и пустой экипаж, гремя колесами, помчался к Ярмуту. Только не оглядываться. Не его это дело. Он скажет джентльмену, что его возлюбленная передумала.

На опушке леса изящная ножка Люсиль попала в кроличью нору. Бедняжка, вскрикнув от боли, упала.

— Бегите, малышки, — попросила она, преодолевая боль. — Прячьтесь!

Она вынула мешочек с драгоценностями — возможно, предчувствие — и сунула в руку Амели:

— Возьми это и беги. Я… я найду тебя. А теперь беги.

Плачущая Амели, однако, повиновалась и, стиснув крошечную ручку Женевьев, побежала к деревьям.

— Пойдем, Женна, это такая игра в прятки, — утешила она Женевьев, помогая ей забраться под упавшее бревно.

Они услышали выстрел, но не поняли его значения. И никогда не увидели тело матери, за что нужно благодарить святую Марию.

Они слышали, как человек, которого называли отцом, топает по лесу, выкрикивая их имена, но были слишком напуганы, чтобы выйти.

Прошло много-много времени, прежде чем все стихло. В лесу стало темно, очень темно. Амели и Женевьев обнялись и, согревшись, уснули. Но среди ночи Амели проснулась, дрожа от холода, и позвала мать. Ответа не было. Она долго плакала, прежде чем снова впасть в забытье.

Когда сквозь кроны деревьев стал проникать холодный свет, Амели снова проснулась. Ей хотелось в туалет, и она, отойдя от спящей сестры, выбралась на тропинку.

— Мама! Мама! — звала она, сжимая мешочек, отданный матерью. Что бы ни случилось, ей нельзя это терять.

Амели немного прошла вперед, продолжая звать матушку. Она не пришла, а ведь обещала! И это было так страшно! Может, тогда они видели ее в последний раз?