Тайник комиссара

Торбеев поднял к небу лицо. Подставил ладонь к уху, прислушался. В темном небе отчетливо послышался мягкий рокот самолетного двигателя. Гул нарастал. Задрожали скалы. В темноте вспыхнул синий луч небольшого прожектора, и гул стал удаляться.

Потом видно было, как далеко на западе мелькнули огоньки разворачивающегося самолета, и снова шум стал нарастать. Мулеков рывком вскочил вдруг на связанные ноги и закричал во все горло:

— Я — Прозелит. Я — Прозелит! Применяйте парашюты! — Он кричал так пронзительно, что, казалось, заглушал шум двигателей вражеского самолета.

В небе словно услышали визг Хорька. Самолет дал круг и пошел на снижение. Теперь уже четыре прожектора, два синих и два зеленых, шарили по земле, высвечивая пики скал и отдельные деревья. Через специальный усилитель с самолета раздался голос:

«Прозелит, Прозелит! Я — Цунами, зажигайте костры!»

Но Прозелит, или по-русски новообращенный, уже лежал в глубоком мху, накрытый сверху куртками ребят.

— Напрасно стараетесь, — глухо говорил он из-под курток. — Они сейчас выбросят десант: пять солдат и две собаки.

Но самолет больше не появлялся. Петька наклонился над Хорьком:

— Мулеков, куда он везет десант?

— Петенька, я тебе все расскажу. Золото теперь у вас. Зачем я нужен. Отпусти, я уйду за кордон — даю слово!

— Отвечай, Мулеков!

— Петенька, они диверсии будут устраивать, туннели взрывать на Кругобайкальской железной дороге. Ты, Петенька, меня отпустишь? Видишь, что я тебе сообщил. Я же предлагал зажечь костер на скале, они бы врезались в нее, и крышка.

Сообщение предателя насторожило. Самолет действительно ушел в сторону Байкала. Не знали встревоженные ребята, что на подходе к Иркутску, недалеко от поселка Горячий Ключ, перехватит лазутчика советский истребитель. Вражеский транспортировщик, тяжелый от баков с запасным горючим, будет долго огрызаться двумя пушками и шестью крупнокалиберными пулеметами.

Но у высоченной горы советский маленький истребитель пошел на таран. Вражеская машина, развалившись, вспыхнула синим пламенем и рухнула в темное ущелье. Через минуту оттуда донесся грохот страшного взрыва. Но и советский «ястребок» вдруг блестящей стрелкой скользнул с высоты и воткнулся в самую вершину горы со странным названием Аракчей. Пройдут годы, а останки советского самолета так и будут покоиться среди могучих сосен, на солнечном каменистом гребне. Потом будут приходить сюда пионеры и отдавать салют безымянному советскому герою, выполнившему свой долг перед Родиной.

Когда совсем рассвело, Торбеев разложил костер, приготовил вкусные лепешки. Хорек из рук есть отказался, требуя, чтоб его развязали.

— Убить тебя надобно, а ты еще требуешь! — сказал ему дед Торбеев. — Жри, гад, а то пристрелю, и мороки с тобой не будет! — Дед сделал вид, что потянулся к своему длинноствольному ружью.

Накормив Мулекова, старик сходил к ручью, тщательно вымыл руки и подсел к ребятам пить чай. Торбеев рассказал о Шурке Подметкине.

— …Когда он объявился, суматоха поднялась. Смекнули, что вас бросил, стали кастерить на все лады. А он, худой, — в лохмотьях, опустил голову и стоит, в глаза людям смотреть боится. Приехал на лошади милиционер. Шурка плачет и рассказывает ему о своей трусости. Тут я и решил за вами идти, не дожидаясь, когда милиция соберет отряд. — Дед поправил в костре дрова. — Говорить Шурке ничего не надо, сам казнится за свое малодушие.

В тот же день они построили недалеко от пещеры большой, высокий шалаш. Торбееву удалось подстрелить изюбра. Копченое мясо таежного зверя действовало как лекарство. Раны у Тани и у Петьки заживали быстро.

Днем Торбеев обычно спал в шалаше, а ночью один сидел у костра, карауля предателя.

Мулеков с каждым днем становился злее. Однажды он чуть не погубил ребят. Ночью, когда все крепко спали, он, видя, что дед задремал, сел на землю и, оглянувшись по сторонам, сунул свои ноги в костер и быстро отдернул обратно. Веревка, которой он был связан, затлела. Подогнув ноги к лицу, он стал раздувать огонек. Сбросив с ног перегоревшую веревку, он встал, подошел к костру, схватил зубами тлеющую головешку и швырнул на сухой шалаш. Пробежав к краю поляны, он сел спиной к скальному обломку и стал тереться руками об острые грани камня, стараясь перетереть ремень, стягивающий руки.

Торбеев открыл глаза, когда шалаш, в котором спали ребята, пылал как факел. Возле него, спасая вещи, гоношились три юркие фигурки. От огня ребята не пострадали, если не считать, что у Тани волосы немного обгорели и она стала походить на худенького мальчишку.

Едва рассвело, бросились на поимку предателя. Шли цепью, осматривая каждую кочку. Дед шел со своим длинным ружьем, рядом Таня с арбалетом. Петька нес парабеллум, а Тимка шел с кинжалом.