Придя на могилу поэтов, ты откладываешь его в сторону и падаешь на колени, чтобы выкопать ямку. У тебя нет лопаты, и тебе приходится копать руками. Пальцы твои коченеют, но тебе удается вырыть маленькую могилку рядом с высоким надгробным камнем.
Когда же ты вновь берешь птичку, чтобы опустить ее в землю, она уже оказывается вовсе не холодной, она источает тепло, и руки твои в один миг согреваются. Птица снова преобразилась и ожила.
Она сидит в ямке между твоих рук и смотрит на тебя мудрыми глазками. Она дарит тебе свое тепло, а ты даришь ей свое.
Но через мгновение птичка вздрагивает и раскрывает крылышки.
Восторженно чирикнув, она взмывает прямо в воздух, летит прочь и вскоре навсегда исчезает в весеннем небе.
Пораженная, ты смотришь ей вслед, пока она маленькой точкой не исчезает в синеве.
Тогда ты поднимаешься с земли. Не можешь же ты все время здесь сидеть. Надо торопиться домой. Ведь у тебя так много дел.
На прощание ты берешь букет и зарываешься лицом в цветы.
Как же чудесно они пахнут!
Они должны остаться здесь. Здесь им место.
У Карла Августа Никандера и Эрика Юхана Стагнелиуса.
В этот миг, как раз, когда ты отнимаешь цветы от лица, ты видишь перед собой пару глаз, и тот, кто стоит перед тобой, тихо говорит:
– Фрекен Каролина! Вы не помните меня. Но я из вашего прошлого, от меня вам не уйти.
Это Соглядатай.
Ты должна была догадаться об этом еще тогда, когда брала у него букет, но тебе это и в голову не пришло. А сейчас у тебя нет на него времени.
– Прошу прощения, – произносишь ты и оставляешь цветы на могиле. А затем поспешно убегаешь прочь.
Да, вот такими были твои сны этой ночью, Каролина.
Я постаралась передать их так точно, как смогла. Если я что-то позабыла, ты наверняка вспомнишь сама.
Больше мне нечего добавить, кроме того, что ты должна вскоре вспомнить, кто же он, твой Соглядатай.
С приветом,
Сага».
«Дорогая Сага!
Я только что проснулась и прочла твое письмо. Ты действительно молодец, что записала сон. Ведь я сама помню его смутно.
И вот он лежит передо мной, записанный твоим весьма аккуратным почерком, который куда более ровный и красивый, чем мой.
Забавно, что мы пишем такими разными почерками, ты и я.
Ты словно наслаждаешься, выводя каждую буковку. Это чем-то сродни вышивке.
Я же, напротив, всегда спешу и вовсе не думаю о том, как это будет выглядеть на бумаге.
К тому же ты, похоже, любишь оставаться неузнанной и потому, когда пишешь письма, стараешься держаться в тени. А я не стараюсь скрываться. Я не боюсь дневного света, и ты, видно, тоже. Хотя сейчас ты и интересуешься больше нашим ночным «я».
Может, ты посчитала своим долгом разобраться в моих снах? Но разве они в таком случае не твои тоже? Не наши общие? Или же ты каким-то образом не признаешь их своими?
Когда-нибудь я все же разгадаю тебя, Сага. А ты, надеюсь, разгадаешь меня. Во всяком случае, мне кажется, что мы больше не движемся в разные стороны. И однажды мы встретимся и станем друзьями.
Как тебе известно, последние несколько дней я провела в полном одиночестве. Ходила в четырех стенах одна-одинешенька. С тех пор как мама и Розильда приехали в Стокгольм, так много всего случилось и с ними, и с Гердой, и с детьми.
Все это было важно. И как водится, я позволила себе настолько погрузиться в их жизнь и заботы, что позабыла о своих собственных. Со мной так часто бывает, общаясь с другими людьми, я отдаляюсь от самой себя.
Хотя что в этом необычного? Стоит ли раздувать из мухи слона? Всякий может иногда забыть о самом себе.
Это чистая правда. Со мной это иной раз происходило. Потому что я знаю, в чем разница между тем и другим. Между тем, чтобы забыть, и тем, чтобы отказаться.
Взгляни, например, на Берту! Она действительно мастерски умеет держаться незаметно и забывать о себе ради других – но она делает это правильно.
Потому что в ее случае речь идет совсем о других вещах, чем в моем.
Когда она забывает о себе, это не означает, что она на мгновение отказывается от своей личности. Скорее наоборот.
Она поступает так совершенно осознанно, и для нее это естественно. Хотя со стороны и кажется, что она полностью забывает о себе, на самом деле это лишь поверхностное впечатление, потому что для Берты ее «я» постоянно вместе с ней: во всем, за что бы она ни бралась и что бы ни делала, всегда есть частичка ее самой.
Я же, напротив, – чтобы суметь перевоплотиться в другого человека – должна для самой себя почти что перестать существовать. Это ужасно, это сродни какому-то изъяну характера. Не знаю, быть может, это как-то связано с моей профессией? Наверно, именно поэтому я решила стать актрисой. Чтобы преодолеть в себе это злосчастное качество. Не знаю. В любом случае это малоприятная черта. Полная противоречий и непостижимая разумом.
Истина, к сожалению, состоит в том, что я никогда не могу забыть о себе.