Тайник теней

Чтобы свет упал по-другому, Каролина слегка подвигает лампу: но глаза становятся едва различимыми в тени, и странное, пугающее чувство при виде собственного лица лишь усиливается.

Она отставляет лампу и, отложив фотографию, протирает глаза. Зажмуривает их и вновь открывает.

Это же просто смешно.

Разве не она сама пугает себя, стоя у зеркала?

Может, она сходит с ума?

Пусть это полнейшее идиотство, но она должна еще раз взглянуть на себя! Каролина вновь берет в одну руку лампу, а в другую – фотографию. И к своему ужасу замечает у своего рта ту самую желчную складочку, которую только что видела на лице Клары.

А на портрете Клары этой складочки, напротив, и след простыл.

Иными словами, она перешла с лица Клары на лицо Каролины.

Какая же сильная между ними должна быть связь!

Каролина наклоняется к зеркалу и еще раз рассматривает вначале лицо Клары де Лето, затем свое. И вдруг ей кажется, что ее собственное лицо становится старым и измученным, а лицо Клары – более молодым и цветущим.

Какая ужасная мысль!

Неужели она, Каролина, отныне вынуждена одна нести двойное бремя прегрешений – своих и Клары де Лето?

В истории о Дориане Грее речь шла об изуродованном портрете. Но Каролина – живой человек, юная девушка, которой довелось быть похожей на свою странную бабушку.

Каролина застывает перед зеркалом.

Вдруг она вздрагивает! Кто там?

Ей чудится, будто кто-то вошел в дверь за ее спиной. Вокруг тихо, но Каролине кажется, что она чувствует чье-то присутствие. Ощущает чье-то навязчивое вмешательство. Она уже не одна в квартире. Она уже не свободна в своих действиях.

Тут Каролиной овладевает дикий страх. Ей кажется, что она навсегда потеряла внутри себя что-то важное. В ужасе она застывает перед своим отражением в зеркале. Неужели она никогда больше не станет такой, какой была прежде?

Со слезами на глазах, полная отвращения и отчаяния, Каролина отбрасывает фотографию и поднимает лампу, чтобы еще раз изменить освещение. Тень снова падает на глаза так, что взгляд Каролины полностью исчезает, и лицо ее медленно тает в недрах зеркала.

В эту минуту язычок пламени начинает трепыхаться и гаснет – словно кто-то проходит мимо и задувает его. Не смея оглянуться, Каролина бросается в кухню, быстро надевает ботинки и мчится прочь.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Так случается каждой весной. Время то неудержимо мчится вперед, то невыносимо тянется, словно густой кисель. То она срывается с места и мечется, как сумасшедшая, чтобы догнать время, но все напрасно. А то ход времени вдруг замедляется. Время замирает. Ничего не происходит. И она сгорает от нетерпения, от жажды сделать все, что угодно, лишь бы ускорить ход времени. Но и это не удается – время тащится, как ленивая черепаха.

А иногда бывает так, будто время перестает существовать. Она задумывается над чем-то и не ощущает, как течет время, и не может сказать, сколько прошло секунд или часов, потому что времени просто нет. Это случается в редкие минуты счастья… Время прекращается само собой тогда, когда жизнь дарует нечто большее, когда на душе становится приятно и легко.

Все это бывает не только весной, просто тогда это сильнее всего ощущаешь. Поэтому, когда Каролина запутывается в делах и неудачах, она винит весну, хотя всегда была в неладах со временем, даже когда была маленькой девочкой. Даже когда еще не родилась.

Она появилась на свет на три недели раньше – как говорила мама Ида, из-за своей нетерпеливости. Она лежала в мамином животе, прислушиваясь к удивительным звукам, доносившимся извне, и в конце концов, потеряв терпение, решила, что пора явиться на свет. Мама рассказывала, что все произошло именно так.

Она росла и всегда хотела во всем быть первой. Наблюдала и перенимала. Подражала всему – но только не тому, чтобы учиться ходить. С этим она не спешила. Она изобрела способ ползти вперед на попке, и это выходило по меньшей мере вдвое быстрее. Передвигаться на ногах получалось слишком медленно.

И лишь когда она поняла, что люди могут танцевать, она задумалась о том, чтобы попытаться шагнуть. Но тогда она быстро научилась ходить. Спрашивается, не умела ли она танцевать уже до того, как научилась ходить?! Во всяком случае, так думала Хедда.

Каролина жила тогда у нее вместе с мамой.

Поначалу Каролина считала, что Хедда – ее бабушка, мама ее мамы. В этом не было ничего странного, у всех детей есть бабушки, и никто не подходил на эту роль лучше, чем Хедда. Но это держалось в тайне, об этом никому нельзя было рассказывать. Иде не нравилось, когда Каролина называла Хедду бабушкой. Она тут же поправляла:

– Твоя бабушка умерла, детка. Тебе следует говорить тетя Хедда.

И Каролина, которая не могла себе представить другой бабушки, думала, что мама ее обманывает; но мама говорила правду – та бабушка Каролины, мама ее мамы, Клара де Лето, к тому времени действительно уже умерла. Каролина никогда не видела ее, но когда узнала, какой была Клара де Лето, поняла, что это только к лучшему.

Однако в детстве ей хотелось иметь бабушку любой ценой.

Так же, как и папу…