Тайник Великого князя

Олег прекрасно понимал, что большие надежды Шувалов возлагал на главного свидетеля, а скорей всего, и главного виновника всех криминальных историй и бед, преследовавших их с Ольгой в последнее время на пути поиска священной иконы Спаса Нерукотворного. Но после внезапного обнаружения семейной реликвии в тайной комнате кабинета Иннокентия Ряжцева посвященным в детали их семейного поиска искусствоведом Андреем Курликом мужа их дочери Галины с обширным инфарктом увезли в Центральную клиническую больницу. И вот уже два месяца он находился в реанимации. Так что перспектив и надежд на его выздоровление не было никаких. Соответственно, не стоило даже рассчитывать на то, что Иннокентий когда-либо заговорит и, возможно, в силу своей природной и выработанной с годами чиновно-холопской боязливости, прольет свет на историю пропажи иконы. В отличие от Шувалова, который умел, если нужно, ждать хоть вечность, продолжая надеяться на фортуну, следователи Федеральной службы безопасности, вплотную занявшиеся делом и личностью коррумпированного крупного чиновника-бизнесмена Ряжцева, достаточно быстро сообразили, что в ближайшие месяцы никакого света ни на что пролить он никак не сможет, даже если очень сильно захочет. Потому и отложили его дело в долгий ящик. С одной стороны, решили они, если Бог даст и Иннокентий выздоровеет, то все связанные с ним проблемы можно будет раскрутить на полную катушку. А с другой – как учил когда-то «великий вождь и учитель»: «нет человека – и нет проблем».

Что касается старого институтского друга Ольги Андрея Курлика, то он вскоре после обнаружения им тайной комнаты с сейфовой дверью в кабинете загородного особняка Ряжцева и публичного изобличения своего многолетнего клиента-нувориша семьей Потаповых-Усольцевых и их друзей, закончившегося обширным инфарктом чиновника-оборотня, благополучно отбыл к себе в Германию. На торжество, хотя Ольга настоятельно приглашала его принять в нем участие, Андрей не остался. Да и какой ему в этом был прок. Свой солидный гонорар за экспертизу полотен, хранившихся в доме Иннокентия, он получил от него сполна. Дальнейшая судьба украденных из музеев картин и копий выдающихся произведений мастеров живописи, которые тот явно хотел или перепродать, или с той же целью переправить за рубеж, его не особенно-то и волновала. К тому же, учитывая складывающуюся вокруг события возню, вполне способную через какое-то время перейти в официальное расследование всей неблаговидной истории с художественными ценностями Ряжцева, он не хотел, чтобы громкое дело повлияло в какой-то мере и на его незапятнанную репутацию. Провести некоторое время вместе с Ольгой, как он безумно и страстно желал, вылетая в Москву, стало в связи со случившимся совершенно невозможно. Сидеть в столице несколько недель или прилетать сюда специально, чтобы побывать на торжестве передачи иконы Православной церкви, Андрей не хотел. Кроме того, он за долгие годы жизни за рубежом, особенно учитывая, что каждый час его стоил немалых денег, не привык терять времени даром. Помимо прочего, на драгоценную икону Спаса Нерукотворного, которую они, еще учась на истфаке МГУ, вместе искали по городам и весям и обнаруженную, в конце концов, через столько лет именно с его помощью, у Андрея были свои взгляды, диаметрально противоположные тем, которые имела Ольга. Что-что, а уж дарить церкви святой лик работы выдающегося безымянного византийского мастера, который на любом престижном аукционе за рубежом стоил бы целого состояния и ушел бы влет, Андрей знал это точно, вызвав при этом мировую сенсацию, он бы, конечно, никогда Ольге не посоветовал. Тем более в тех рыночных условиях, которые сложились в России за последние годы. Но он прекрасно знал и другое: в его советах она совсем не нуждалась. А переубедить ее сделать не так, как она для себя решила еще в студенческие годы, превратив завещание прабабки в закон своей жизни, у Андрея не хватило бы никаких сил, аргументов и призывов. Ему это также было доподлинно известно, таким уж человеком была его первая и последняя в жизни любовь. Поэтому, как только «скорая», включив все мигалки и сирены, умчала мужа Ольгиной дочери Галины в Центральную клиническую больницу, Курлик не стал дожидаться семейного чаепития, а, срочно собрав свою сумку, уехал в гостиницу. Через час с небольшим он, не попрощавшись даже по телефону, что для него было совсем не свойственно, был уже в аэропорту Шереметьево, с нетерпением ожидая рейса «Люфтганзы» на Гамбург.

Адвокат Людмила давным-давно составила грамотный, обстоятельный иск в суд, но подавать его, по совету Ольги и Олега, не торопилась. Сообща решили повременить, имея в руках исковое заявление на всякий случай, если потребуется как дополнительный инструмент давления на того же Иннокентия. Да в этом сейчас и не было особой необходимости. Ряжцев находился в коме и в сознание не приходил.