Тайник Великого князя

Решив для себя не встревать на всякий случай в их довольно громкий и даже, как показалось Вячеславу, нервный, напряженный разговор, некоторые слова которого произносились на узбекском языке, Глодов остановился. Сел на самую кромку беговой дорожки и, время от времени поглядывая в сторону непонятных его разуму собеседников, намеренно снял кроссовки и высокие светлые с характерной эмблемой носки фирмы «Адидас» и стал вытряхивать из них набившийся за последние тренировки песок. Наконец, дождавшись момента, когда оба спорщика зашли в дощатый домик, Глодов схватил в обе руки вместе с молотами свои пожитки и, босой, быстро пошел к входу в синий домик, миновав старый колченогий стул, на котором пару минут назад в гордом одиночестве в теньке сидел Урман-ака. Он решил оставить снаряды прямо перед входом.

Так бы, видимо, он и поступил, если б не любопытство, почему-то с огромной силой овладевшее начинающим искусствоведом и заставившее его сделать все с точностью до наоборот. Поэтому, прокравшись тихонько, как кошка, к входу в склад спортинвентаря, Вячеслав осторожно положил все семь молотов рядом со стулом старого Урмана и, держа в руках свои кроссовки и скомканные мокрые носки, он тихонько заглянул внутрь помещения, решив, в случае чего, сказать, что ищет сторожа. А потом уже на цыпочках прокрался внутрь прохладного помещения, пахнувшего мокрыми досками и застарелой плесенью, где на полках, на свежевымытом полу с давно облезшей краской и бесчисленных завернутых в стенки крюках лежали, висели, стояли и валялись спортивные снаряды, пропитанные потом старые шиповки и прочий спортивный инвентарь и стадионная атрибутика. Зайдя в длинный коридор, он услышал в самой дальней комнате, видимо, не прерывавшийся ни на минуту разговор тех же людей, но уже не на повышенных тонах, а полушепотом обсуждавших какие-то серьезные проблемы. Он решил подойти поближе, к самой двери, чтобы получше слышать то, что собеседники обсуждали с глазу на глаз.

Когда, поборов страх, Глодов через широкую щель в стене заглянул внутрь той комнаты, он увидел, как Смагин в подтверждение каких-то сказанных им ранее слов, как одноногий Сильвер «черную метку» в любимой им с детства книге «Остров сокровищ», вдруг резко достал из-за спины вложенный за пояс довольно широкий узбекский нож в расшитых каким-то восточным узором лаковых черных ножнах с завязками для крепления к седлу лошади или ишака. Потом, не торопясь, молча вынул его из ножен, держа за украшенную драгоценными камнями ручку слоновой кости. Блеснуло в луче солнца, пробивавшегося сюда через небольшое, затянутое паутиной окошко, широкое лезвие, на серебре металла которого прямо над лункой для крови Вячеслав смог разглядеть золотой полумесяц и выбитые золотом латинские буквы: «Гюрза». Потом Смагин осторожно протянул лезвие старику Урману, оставив нож в его руках, и тот стал самым внимательным образом разглядывать клинок, потирая его время от времени своими грязными, скрюченными пальцами.

– Ну что, теперь веришь? – спросил сквозь зубы Смагин.

В ответ старик не сказал ничего, только испуганно покачал головой из стороны в сторону.

– Да ладно, отец, ты не юли, не ври и мозги не крути. Не смотри, что я молодой, я свое дело знаю, и просто так меня к тебе бы не прислали. Ты сам знаешь, что теперь должен выполнить Урман-ака, так ведь? И без меня ведь знаешь, только дурочку крутишь, старая лиса. Мне известно, кем ты в молодости был и сколько земли напоил кровью наших ребят, да и своих тоже, но не хочу говорить. Тебе что, этого знака недостаточно, что ли? Может, ты другой захотел? Так сразу скажи, не тяни, не пудри мне мозги, разойдемся, пока я добрый. Думаешь, я сам этот финак сделал, чтобы тебя на старости лет напугать? Меня что, по-твоему, танк в голову ранил, что ли? Пошевели своими мозгами, если они у тебя еще остались, старый анашист, – добавил Смагин, глядя маленькими жесткими глазками прямо в испуганные глаза старика Урмана.

Старик опять ничего не сказал в ответ, только по-прежнему держал блестевшее в лучике солнца лезвие в ладонях дрожащих рук и глядел насмерть испуганными глазами на Шурку Смагина.

– Я правильно тебя понял, да, старик? – добавил тот и протянул Урман-ака лакированные черные ножны. – Ты, думаю, все понял и сам. Короче, знаешь, что тебе дальше делать нужно, так ведь? И прекрасно знаешь, кто тебе это передал и кому ты должен передать дальше. А остальное, как я понимаю, тебя уже не касается. Хватит, хрен старый, свои грязные брюки протирать, да небо здесь на стадионе анашой коптить. Совсем, наверное, засиделся за столько лет? – смеясь уже в полный голос, добавил он. – Ну что ж, Урман-ака, вот и твое время пришло. Пора, наконец, и тебе свою верность Аллаху подтвердить, так ведь? Настоящим мужским делом заняться. А то зря, что ль, всю жизнь тебя из рук, как голубя или перепелку, кормили почтенные люди?