Саймон наблюдал за происходящим, онемев от страха, но, увидев Уилла на земле, забыл обо всем. Вскрикнул и выбежал на улицу. Робер не успел задержать. К нему тут же ринулись два мамлюка. Он упал на колени, прикрыв голову руками. Сабли просвистели в воздухе в паре дюймов от головы. Мамлюки не стали задерживаться и поскакали дальше, а Робер выждал момент, рванулся и затащил обезумевшего конюха в мастерскую. Тот сопротивлялся, выкрикивая: «Уилл! Уилл!»
— Мы ему помочь не сможем! — крикнул в ответ Робер, пораженный ожесточенностью конюха. Он прижал его к дверному косяку. — Тебя порежут на куски как ягненка, ты, идиот!
— Но ведь он умрет! — вопил Саймон, пытаясь оттолкнуть Робера. По его щекам текли слезы. — Он здесь из-за меня! Понимаешь, из-за меня!
Кавалерия мамлюков с грохотом проносилась мимо. Воздух оглашали крики и стоны. Появились и первые струйки дыма. Мамлюки швыряли на крыши домов факелы.
— Что значит — из-за тебя? — спросил Робер.
— Если бы Элвин знала правду, она бы не ушла. Ну, насчет зелья, которым его опоили. Я ей соврал. Специально, чтобы их разлучить. Потому что если бы он женился, то потерял бы мантию, о которой так долго мечтал. Но я не думал, что мы можем попасть сюда! — Саймон захлебнулся рыданиями. — Я не знал… Я…
— Погоди, погоди. — Робер его отпустил. — Кажется, случилось чудо.
Саймон поднял голову и сквозь слезы наблюдал за всадником в белой мантии, направлявшимся к ним. Через пару секунд он увидел на коне двоих. Впереди Гарин с окровавленным мечом в руке, сзади Уилл. За ними следовал рыцарь-тамплиер и десять тевтонцев в белых туниках с черными крестами. Некоторые ранены. Улица теперь опустела. Лишь остались лежать мертвецы.
— Что с Ламбером? — спросил Робер, взяв поводья у Гарина.
— Погиб, — ответил тот, слезая с коня.
Тевтонцы тоже спешились. Помогли раненым товарищам. Вскоре подъехали еще несколько тамплиеров из группы Ламбера.
— Если бы не они, — Гарин кивнул на тевтонцев, — мы бы тоже погибли.
Робер вгляделся в зловеще тихую улицу.
— Кавалерия мамлюков, наверное, уже в центре.
— Да, — согласился тевтонец. — У нас мало времени. Скоро откроют ворота и войдет остальное войско.
— Так что же нам остается, сдаваться? — спросил Уилл, с трудом сползая с седла.
— Сарацины нас не пощадят, — ответил тевтонец. — Мы видели, как они кромсали саблями любого, кто попадался на пути, без разбору. — Рыцарь промокнул кровь, капающую из пореза на голове.
— Может, попробуем добраться до прицептория или крепости? — предложил Робер.
— Поздно, — сказал тевтонец. — Там уже все занято пешими мамлюками.
— Что же нам делать? — спросил кто-то из сержантов.
— Бежать, — ответил тевтонец.
Гарин кивнул:
— Он прав. Это единственная возможность спастись. Выйдем через подземный ход. Их здесь несколько.
— Именно туда мы и направлялись, — сказал тевтонец. — Есть один недалеко отсюда. Проходит под стеной прямо в пещеру на склоне Силпии. Для этого надо подняться на стену. В пещере мы дождемся ночи.
— Можно пойти на север, — сказал другой сержант, — к Баграсу или…
— Там уже войско Бейбарса, — прервал его Робер.
— Тогда пошли.
Уилл двигался как в тумане, сжимая рукоять окровавленного меча. В Сафеде отец и рыцари выбрали смерть, но не будет им покоя и в могиле. Потому что дело не закончено. Эврар, Овейн, отец, орден тамплиеров, тайное братство — все от него чего-то требовали. Повелевали, за что сражаться, по каким правилам жить, и на его глазах эти правила меняли, нарушали клятвы и обещания без всяких последствий. Мир или война, прощение или месть — это он должен выбрать для себя сам. Но чтобы иметь возможность выбирать, нужно жить.
— Не отставай! — крикнул Робер.
Уилл побежал.
Первые крестоносцы выбили турок из этого города после семимесячной осады, а перед Бейбарсом Антиохия пала всего через четыре дня. Горожане пытались спастись кто как мог. Одни заперлись в домах, спрятали детей в подвалах и под кроватями, но мамлюки сожгли дома вместе с ними. Другие укрылись в крепости, но ненадолго. Только горстке удалось достигнуть грота Святого Петра, большой пещеры, где первые христиане тайно совершали обряды, а позднее прятались от преследований. Там, судорожно дыша, сгрудились священники, воины, крестьяне, купцы, проститутки, дети, а войско мамлюков тем временем ринулось через городские ворота. Бейбарс приказал потом их запереть, чтобы никто не мог спастись.
Уцелевшие городские стражники и рыцари пытались сдаться, но мамлюки крушили саблями всех, не жалея ни стариков, ни женщин, ни детей. Не пощадили даже мусульман, живших в добром соседстве с христианами несколько поколений. Они умоляли, выкрикивали что-то по-арабски, но обезумевшие от крови мамлюки уже не ведали, где свой, где чужой.
Так пала Антиохия.