Тайное братство

— Мой повелитель, еще не все потеряно. Это всего лишь третий приступ.

— Я хотел закончить сегодня.

— У них толстая шкура.

— Мы бы Сафед обязательно взяли, но эти слуги Иблиса исхитрились разбить наши манджаники. — Бейбарс побарабанил пальцами по львиным головам. — Да, франки хорошо сражались. Вот так кабан пускает в ход клыки.

— А мы можем пустить в ход копателей-наккабунов и пройти к ним через подземные ходы.

— Нет. Подкоп — дело долгое. И ненадежное. — Бейбарс продолжал барабанить, но теперь медленнее. — Лучше зайти к кабану сзади. Мы найдем их слабое место и ударим. — Бейбарс спрыгнул с помоста. — Кажется, я знаю, где может быть это слабое место. — Он выглянул из шатра. Кивнул начальнику стражи: — Призови ко мне атабеков и геральдов.

Сафед, Иерусалимское королевство

19 июля 1266 года

Лекарь-сириец быстро вытащил камень. Рана оказалась неглубокой. Он смочил ее травяным настоем, сунул в руку Джеймса льняной лоскут и ушел. Во внутреннем дворе толпились воины с легкими ранами — ушибами, ожогами, царапинами от стрел. С тяжелыми лежали в лазарете. Джеймс сел, прислонившись к стене. Зажал плечо лоскутом, чтобы остановить кровь. Задумчиво повертел в руке осколок.

— Сохрани, — посоветовал Маттиус, протягивая кубок с вином. — Дома будешь показывать внукам.

Джеймс улыбнулся и положил камень в кошель на поясе.

— Я отдам его сыну.

Он откинул голову, вгляделся в нежно-голубое небо. День прошел быстро. Защитники разбирали завалы, переносили на внутреннюю территорию раненых, определяли нанесенный стенам ущерб, тут же начинали ремонт. Он бы остался на стене дольше, но Маттиус грозил отнести его на руках в лазарет, если сам не пойдет. Из стана мамлюков доносились звуки, похожие на священные песнопения.

После вечерни они с Маттиусом заступили на вахту.

— Ты думаешь, сегодня они будут атаковать? — с тревогой спросил воин-сириец.

— Нет, — ответил Джеймс. — Для подготовки к приступу им нужно несколько дней.

К ним приблизился командор с шестью рыцарями.

— У меня плохая весть. — Командор посмотрел на сирийцев, обсуждающих что-то между собой, и понизил голос. — Бейбарс прислал геральда. Предлагает сдаться всем воинам — уроженцам здешних мест. Он дал им на размышление две ночи. Либо сдаться и сохранить жизнь, либо остаться с нами и умереть.

— Боже милостивый, — пробормотал Маттиус.

Командор кивнул:

— Через час о его предложении будут знать все. Надо принимать меры, иначе к утру начнется бунт.

19

Темпл, Париж

20 июля 1266 года

В соларе стояла жара и духота. Рыцари потели в своих шерстяных плащах, пытаясь не замечать неудобств. Лишь Эврар, примостившийся на табурете, как ястреб, в черной сутане с надвинутым на лоб капюшоном, казалось, не страдал от жары. Однако ему не терпелось узнать причину вызова в солар инспектора, из-за чего пришлось оторваться от завершения сложного перевода с греческого, над которым он бился уже несколько недель.

Обычно повседневные дела прицептория обсуждались на еженедельных собраниях капитула в присутствии всех братьев. И Эврар не мог припомнить, чтобы инспектор вызывал нескольких избранных рыцарей без предупреждения и объяснения причины. Состав приглашенных ничего не говорил. Пять рыцарей высокого ранга. Рядом с ними Эврар выглядел белой вороной.

Наконец дверь отворилась. Появился слуга с подносом кубков и кувшином вина. Сзади инспектор, высокий, статный, преисполненный достоинства, с седоватой бородой в форме трезубца. Рядом шагал молодой человек, чуть старше двадцати, худой, с грустными собачьими глазами. Эврар взглянул на него и выпрямился. Поношенный черный хитон, босые грязные ноги, на шее большой деревянный крест. Несомненно, доминиканец, «Божий пес», один из братьев-инквизиторов. Он выглядел как обыкновенный нищий, но держался с достоинством лорда.

— Добрый день, братья, — произнес инспектор, закрывая за слугой дверь. Затем кивнул доминиканцу на пустой табурет рядом со столом. — Пожалуйста, садись, брат Жиль.

Молодой человек сдержанно улыбнулся.

— Я постою.

Выражение лица инспектора не изменилось.

— Как желаешь.

Он обошел свой стол и уселся в троноподобное кресло, оставив доминиканца стоять посреди комнаты.

— Извините, братья, — инспектор посмотрел на рыцарей, — что призвал вас без извещения, но брат Жиль прибыл ко мне с важным делом. Мы довольно долго его обсужлали, и он согласился продолжить здесь, поскольку может потребоваться ваша помощь. — Инспектор бросил взгляд на Эврара: — Я захотел услышать и твой просвещенный совет, брат Эврар.

Капеллан не отозвался. Лишь еще сильнее нахмурился. Этот Жиль, конечно, поднаторел в риторике. Скорее всего недавний выпускник теологического факультета. Братья-доминиканцы высокомерны, горазды трепать языком и весьма напористы. Считают себя церковниками, а больше похожи на законников.

Инспектор кивнул доминиканцу:

— Начинай, брат Жиль.

Монах встал так, чтобы его могли видеть все рыцари. Окинул их пытливым взглядом.