Тайное место

Она чуть скривила рот – это могла быть усмешка, но нет, что-то другое. Разочарование?

– Тогда ты им понравишься, – протянула она. – Пошли, найдем тебе аристократов-англофилов, полебезишь перед ними.

И машина рванула с места, расшвыривая гравий из-под колес.

Парковка оказалась справа, закрытая стеной темно-зеленых деревьев, – я был почти уверен, что это кипарисы; жаль, не слишком разбираюсь в деревьях. Здесь не было сверкающих “мерседесов”, но и совсем уж развалюх тоже: учителя могли себе позволить что-то приличное. Конвей припарковалась на месте с табличкой “Зарезервировано”.

Скорее всего, никто в школе так и не увидит MG, разве что те, кто смотрел в окно, когда мы подъезжали. Конвей выбрала его для себя, ей самой важно, как и на чем она сюда приедет, а вовсе не увидят ли это другие. И я опять отредактировал мнение о ней.

Она выпрыгнула из машины, забросила сумку на плечо – ничего девчачьего, черная кожаная торба, гораздо брутальней, чем дипломаты остальных ребят из отдела убийств.

– Сначала отведу тебя на место преступления. Соберешься с мыслями и осмотришься. Пошли.

Прохладный полог тенистой кроны деревьев. Откуда-то сверху раздался звук, похожий на вздох; Конвей дернулась, но это был всего лишь ветер, играющий густой листвой. Слева, когда мы снова выбрались на солнце, оказалась тыльная стена школы. Справа – еще один обширный склон, окруженный живой изгородью.

Позади главного здания пристроили два флигеля, скорее всего, позже, но в одном стиле: тот же серый камень, тот же изысканный декор. Мастера интересовало сохранение идеи, а не завитушки.

– Классы, актовый зал, офисы, все школьное хозяйство – в главном здании, – рассказывала Конвей. – Это вот, – ближайший к нам флигель, – для монашек. Отдельный вход, со школой не соединяется; по ночам флигель запирают, но у всех сестер есть ключи, и у них свои комнаты. Любая могла выскользнуть и проломить голову Крису Харперу. Их осталось всего с дюжину, каждой лет под сто, и никого моложе пятидесяти, но, как я уже говорила, силы там много не потребовалось.

– А мотив?

Она прищурилась, посмотрела на окна. Солнце, отражаясь, било прямо нам в глаза.

– Монашки же долбанутые. Может, одна видела, как он запустил руки под свитер какой-нибудь девчонке, и решила, что парень – прислужник Сатаны, растлевающий невинных дев.

Конвей двинулась через газон по диагонали, удаляясь от здания. Знаков “По газонам не ходить” вокруг не было, но это, кажется, подразумевалось. Я невольно ждал, что из-за кустов выскочит садовник и погонит нас прочь, а сторожевые псы еще и порвут на прощанье штаны на заднице.

– Во втором флигеле пансион. По ночам заперто, как монашкина дырка, и ключей у девчонок нет. Окна первого этажа забраны решетками. Дверь вон там, но она ночью на сигнализации. На первом этаже есть дверь в школу, и вот с ней получается интересно. В школе-то окна без решеток и без сигнализации.

– А переход между школой и флигелем не запирается?

– Конечно, запирается. И днем и ночью. Но в случае необходимости, если, например, кто-то из пансиона забыл домашнюю работу в комнате или срочно нужна книжка из библиотеки, можно попросить ключ. У секретарши, медсестры и кастелянши – я не шучу, тут правда есть кастелянша – по ключу. В прошлом январе, за четыре месяца до Криса Харпера, ключ медсестры пропал.

– И они не поменяли замок?

Конвей закатила глаза. Подвижная мимика, осанка, жесты – не только в ее лице было что-то иностранное.

– Вроде бы очевидно, да? Ан нет. Ключ лежал на полке, прямо над урной; медсестра решила, что он упал, его выбросили вместе с мусором, так что они сделали новый и забыли, ля-ля-ля, все прекрасно, пока не дошло дело до вопросов. Богом клянусь, не знаю, кто тут самый наивный, детишки или персонал. А если ключ у кого-то из учениц? Она спокойно могла пройти в школу, вылезти через окно и до завтрака творить все что угодно.

– А охранника тут нет?

– Есть, а как же. Они его называют ночным сторожем. Думают, что так звучит благороднее. Он сидит в сторожке, которую мы проезжали, и делает обход каждые два часа. Но мимо него проскользнуть не проблема. Погоди, еще увидишь, какого размера тут территория. Нам сюда.

Калитка в живой изгороди, кованые завитушки, протяжный тихий скрип, когда Конвей ее распахнула. За калиткой теннисный корт, футбольное поле, а дальше снова зелень, старательно ухоженная так, чтобы выглядеть не слишком ухоженной, – не дикий лес, а так, слегка диковатый. Смешение деревьев, которые наверняка растили не один век: березы, дубы, клены. Усыпанные гравием тропинки петляют между клумбами с желтыми и лиловыми цветами. Вся зелень свежая, такая мягкая, что рука скользит по ней, не задерживаясь.

Конвей щелкнула пальцами у меня перед носом:

– Сосредоточься.

– Как они там живут? – спросил я. – Общие спальни или отдельные комнаты?