Тайное место

На четвертый год они вернулись в дождь, плотный холодный вязкий дождь, после которого на коже остается липкий налет. Лето выдалось дурацким, каким-то разорванным: то каникулы с родителями, то бесконечные семейные барбекю, то визиты к дантисту, и так вышло, что они почти не виделись с июня. Мать Селены отвела ее в салон и поправила новую короткую стрижку – от этого она теперь кажется старше и опытнее, пока не вглядишься пристальнее в лицо. У Джулии засос на шее; она не рассказывает откуда, а они не спрашивают. Бекка выросла на три дюйма и сняла брекеты. Холли кажется, что она единственная не изменилась: чуть повыше, ноги чуть рельефнее, но в целом прежняя она. Стоя с болтающимся на плече рюкзаком, в дверях их новой комнаты, пропахшей чистящим средством, она на секунду даже застеснялась подруг.

Никто не упоминает о клятве. Никто не заикается о ночных прогулках, о том, как это было круто, о том, что можно бы поискать новый способ. Холли начинает даже подозревать, что для подруг это было просто шуткой, способом сделать школьную жизнь интереснее, и только она как дура поверила, что все было всерьез.

Крис Харпер мертв уже три с половиной месяца. Никто о нем не вспоминает – ни они сами, ни другие. Никто не хочет заговаривать первой, а спустя несколько дней вроде уже и поздно начинать.

Через пару недель после начала семестра дождь ослабевает, и однажды, неприкаянно болтаясь в “Корте”, они не выдерживают и с невинно-равнодушным видом заворачивают за угол, в Поле.

Сорняки выше и гуще, чем в прошлом году; кучи гравия, на которых лежали бетонные плиты и где удобно было сидеть, оплыли, и теперь это просто беспорядочно разбросанные бесполезные камни. Ветер мотает проволочную сетку над бетоном.

И здесь пусто, даже эмо пропали. Джулия пробирается через заросли и усаживается на то, что осталось от прежних насестов. Остальные следуют за ней.

Джулия вытаскивает телефон и принимается кому-то писать; Бекка выкладывает камушки аккуратными спиралями на свободном клочке земли; Селена всматривается в небо, будто оно гипнотизирует ее. Редкие дождевые капли стучат по лицу, но она даже не моргает.

Здесь прохладнее, чем перед главным входом, и свежий ветерок напоминает, что на горизонте, не так уж далеко, высятся горы. Холли прячет руки глубоко в карманах. Непонятный зуд, непонятно где.

– Что это за песня была? – внезапно спрашивает она. – В прошлом году ее все время крутили по радио? Девушка какая-то пела.

– А как она звучит? – спрашивает Бекка.

Холли пробует напеть, но прошло уже несколько месяцев, с тех пор как она ее слышала, и слова вылетели из головы; припоминается только “Вспомни, о вспомни, когда…” Она напевает мелодию. Но без ритма и баса получается ерунда. Джулия пожимает плечами.

– Лана Дель Рей? – предлагает вариант Бекка.

– Ну нет, точно не Лана Дель Рей. – Холли впадает в тоску от одного предположения. – Лени. Ты понимаешь, о чем я.

– Ммм? – отрешенно улыбается Селена.

– Песня. Ты ее как-то напевала, помнишь? А я пришла из душа и спросила, что за мелодия, а ты не знала?

Селена задумывается. А потом отвлекается, и вот уже мысли ее заняты другим.

– Блин. – Джулия ерзает на грязных камнях. – Где вообще все? Это место, что, перестало быть типа интересным?

– Погода плохая, – говорит Холли. Зуд усиливается. Она находит в кармане обертку от шоколадного батончика, сминает ее в плотный комок.

– А мне нравится, – замечает Бекка. – Тут вечно толклись какие-то тупые парни, прикидывающие, на кого бы наехать.

– По крайней мере, было нескучно. А сейчас с таким же успехом мы могли торчать внутри.

Холли понимает, что это за странное зудящее чувство: одиночество. Осознание лишь усугубляет его.

– Тогда пошли внутрь, – предлагает она. Ей вдруг очень хочется вернуться в “Корт”, погрузиться по уши в электронную музыку и розовый зефир.

– Не хочу я внутрь. Какой смысл? Через пару минут пора уже возвращаться в школу.

Холли прикидывает, не пойти ли все равно в “Корт”, но не уверена, что остальные к ней присоединятся, а мысль о том, чтобы тащиться одной сквозь серую дождливую пелену, лишь нагнетает ощущение одиночества. И она подбрасывает комок из обертки, наблюдая, как тот медленно переворачивается в воздухе.

Никто не реагирует. Холли целится комком в Джулию, но та раздраженно отмахивается:

– Перестань.

– Эй, Лени.

Холли запускает свой снаряд едва не в лоб Селены. Та сначала недоуменно вскидывается, потом ловко ловит комок и сует себе в карман.

– Мы больше в это не играем, – говорит она.

Причины повисают в пространстве.

– Эй, – в окружающей серой мути возмущение Холли звучит чересчур громко и несуразно, – это вообще-то мое.

Никакой реакции. Холли впервые приходит в голову, что когда-нибудь она поверит – стопроцентно, безусловно, – что все это им почудилось.

Джулия опять строчит эсэмэски, Селена погружается в свои грезы. Холли любит всех троих такой могучей, дикой и всеобъемлющей любовью, что готова завыть.