ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)

– Да я тоже не знаю, - честно сознался отец Валерий (сознался с таким видом, словно в ее вопросе было что-то нечестное). – С одной стороны, оно бы и можно, а с другой...

– То-то и оно...

Возникшее затруднение ощутимо повисло в воздухе. Отец Валерий кашлянул.

– А, может, у дочки совета спросим? – Он улыбнулся так, будто для него самого было загадкой, шутит ли он или говорит всерьез.

Матушка посмотрела на него с недоумением и, прежде чем ответить, с выжидательной задумчивостью помолчала.

– Ну, спроси, спроси. Посоветуйся...

Отец Валерий подозвал дочку, зардевшуюся оттого, что ее будут спрашивать о неизвестных вещах, в которых запутались сами взрослые.

– Дуняша, купим маме шубку, чтобы она не мерзла?

Отец Валерий погладил дочку по голове. Девочка задумалась, чтобы не сморозить такого, о чем пришлось бы жалеть, но никакого подвоха в отцовском вопросе не обнаружила и поэтому смело сказала:

– Купим, купим. Мамке шубу, тебе полушубок, а мне – бахилы, платформы и дутики.

8

На шубку и полушубок им хватило, а вот на платформы и дутики денег не оставалось, и матушка повела осторожное наступление на мужа: «У кого бы чуть-чуть занять?» «Нет, нет! – закричал тогда отец Валерий, накануне звонивший бывшему другу и нынешнему врагу. – Он не только читает, но и сам теперь пишет! Целую книгу задумал – в оправдание графа Толстого! Читал мне по телефону – сплошные кощунства и крамола!» Матушка, расчесывавшая и заплетавшая волосы, лишь недоуменно пожала плечами и забросила косу за спину: «Как хочешь, отец. Графа так графа... Разве я настаиваю!»

Они долго крепились и ничего не покупали. Отец Валерий как мог старался заработать, – лепил из глины свистульки, вытачивал на станочке пасхальные яйца, матрешек, неваляшек, а матушка их раскрашивала и продавала на рынке. Но с таким кустарным промыслом особо не развернешься, большую деньгу не зашибешь. Да и стыдно, негоже ему уподобляться Левушке: все-таки отец Валерий поп, а не торгаш, не купец, не коробейник! Уважение надо иметь к собственному сану!

Поэтому капиталы его росли медленно: в жестянке почти не прибавилось. Дочь от обиды ходила уязвленная, гордая и торжествующая: ага, себе купили, а ей шиш! Они заставляли себя не замечать этого, не упоминать в разговорах, – помалкивать, но в конце концов отец Валерий не выдержал и со стоном сорвал телефонную трубку: «Дружище, еще две тысячи...»

Сумма долга кошмарно росла, и их судорожные усилия укротить его упрямо сводило на нет. Заняли на новый поставец, резной буфет с цветными стеклышками, диван с выгнутой спинкой, украшенную стеклярусом оттоманку, большой абажур цвета морской волны, скатерть с кружевной каймой и вышитые гладью дорожки для буфета и комода. С Левушкой как раз расплатились задолжавшие ему оптовики, и у него скопилась гора ненужных денег.

– Что ж, и они нам многим обязаны! – вздохнула матушка Полина, скучающим выражением лица показывая, что у них нет никаких причин избегать ссылки на этот довод.

– Прошу тебя, прошу тебя... Хватит! – Отец Валерий явно досадовал, что, высказав эту мысль вслух, жена отняла у него тайный предлог для самооправдания.

– А что?! – Голос у матушки дрогнул от обиды и жалости к самой себе. – Я у них, как прислуга... сор выметала, полы драила, обед им варила!

– Это несопоставимые вещи. У людей несчастье, а мы…бессовестно пользуемся!

– Почему? Мы же в долг...

– Вернули мы хотя бы копейку?! Человек книги создает, а я... матрешек на станке вытачиваю!

– Еще неизвестно, какие книги. – Матушка напомнила мужу о его же сомнениях и опасениях, которые он высказывал раньше, и неодобрительно промолчала о том, что создание книг кажется ему сейчас чуть ли не подвигом. – Ох, боюсь, шибко мудреные... Не от лукавого ли?

– А!.. – Отец Валерий то ли не находил новых возражений жене, то ли устал от бесплодного спора с самим собой.

9

В студенческие времена Валерий Маратович (отца назвали Макаром, но мода заставила переименовать в Мараты) относился к презренному металлу легко, беспечно и беззаботно. Он забывал возвращать долги и не уподоблялся тем, у кого, саднило, посасывало, ныло в душе, если долго не возвращали, если же вообще отказывались вернуть, темнело в глазах и подступало обморочное удушье.

Нет, Валерий Маратович был не из таких - он лишь старался, чтобы о его долгах не проведал отец, для которого занимать было хуже, чем пить горькую, драться, буянить и валяться в лопухах под забором. Убежденный противник займов и ссуд, отец всегда приводил ему в пример идейного деда, чья щепетильность в денежных вопросах принимала характер навязчивой мании, и случись ему занять, он мучился, страдал и не успокаивался, пока не возвращал все до копейки.