– Повсюду прослушка. Ну, как твои дела, Мал?
– У меня все хорошо, а вот на тебе лица нет! Что случилось?
– Нашу квартиру подожгли.
– О ужас! Анита цела?
– Успела выскочить. Но большая часть ее работы пропала… Честно говоря, почти ничего не осталось. Ты еще не нашел Лиру?
– А ты с ней виделся?
Шлезингер рассказал ему, как встретил Лиру в кафе и узнал ее по фотограмме.
– Анита помогла ей немного изменить внешность. Но… она ушла до поджога, и больше мы ее не видели. Я навел справки и выяснил, что она, судя по всему, заходила в кафе и читала какое-то письмо – должно быть, твое, я успел его передать, а потом пошла на вокзал и села в поезд, который шел на восток, но не в Алеппо. Поезд медленный, из тех, что ползут со всеми остановками. Насколько я понял, конечная у него в Селевкии, у самой границы. Вот и все, что удалось узнать.
– Она так и не нашла своего деймона?
– Нет. Она почему-то уверена, что он ушел в один из мертвых городов в окрестностях Алеппо. Но послушай, Малкольм, есть и другое дело. Очень срочное. Я сейчас познакомлю тебя с одним человеком. Его зовут Тед Картрайт. Считай, мы уже на месте.
Малкольм обратил внимание, что Бад незаметно осматривается, проверяя, нет ли за ними хвоста. Он тоже огляделся – кажется, все чисто. Шлезингер свернул в переулок, отпер обшарпанную зеленую дверь, вошел, впустил Малкольма и снова запер дверь на замок.
– Он совсем плох. Думаю, долго не протянет. Нам наверх.
Поднимаясь по лестнице следом за Шлезингером, Малкольм пытался вспомнить, кто же этот Тед Картрайт. Он уже слышал это имя… кто-то где-то произнес его со шведским акцентом, и еще была какая-то неразборчивая надпись карандашом на клочке бумаге… Ага, вот оно!
– Ташбулак? – спросил он. – Директор исследовательской станции?
– Именно. Он приехал вчера вечером. Уж и не знаю, каким чудом добрался. Тут безопасно, и мы смогли нанять медсестру и стенографистку. Но ты должен услышать все из первых рук. Ну, вот мы и пришли.
Еще одна дверь, еще один замок, и они вошли в маленькую, чисто прибранную квартирку. Молодая женщина в темно-синей форме мерила температуру изможденному мужчине, лежавшему под простыней на узкой кровати. Глаза его были закрыты, лоб – в каплях испарины, лицо обожжено солнцем. Деймон-дрозд, усталый, весь в пыли, сидел на валике в изголовье кровати. Аста прыгнула к птице и о чем-то с ней зашепталась.
– Ему не лучше? – тихо спросил Бад.
Медсестра покачала головой.
– Доктор Картрайт! – окликнул Малкольм.
Мужчина открыл налитые кровью глаза. Взгляд его метался, ни на чем не задерживаясь дольше, чем на секунду, и Малкольм усомнился, видит ли Картрайт вообще хоть что-нибудь.
Медсестра отложила термометр, сделала запись в карточке и, уступив Малкольму стул, отошла к столу, на котором были аккуратно расставлены коробочки с лекарствами и медицинскими инструментами. Малкольм сел и снова обратился к больному:
– Доктор Картрайт, я друг Люси Арнольд, вашей коллеги из Оксфорда. Меня зовут Малкольм Полстед. Вы меня слышите?
– Да, – раздался в ответ хриплый шепот. – Но почти ничего не вижу.
– Вы директор исследовательской станции в Ташбулаке?
– Бывший директор. Станция уничтожена. Пришлось бежать.
– Не могли бы вы рассказать мне о своих коллегах – докторе Штраусе и Родерике Хассале?
Картрайт глубоко вздохнул, застонал, снова набрал в легкие воздуха и дрожащим голосом спросил:
– Хассаль вернулся?
– Да, и привез записи. Бесценные записи! Они нам очень помогли. Что это за место, где они побывали? Это красное здание…
– Понятия не имею. Но оттуда привозили розы. Они решили отправиться в пустыню. Настояли, хоть я и сопротивлялся. Не нужно было их отпускать. Но они были в полном отчаянии… Как и все мы. И мне пришлось… А потом эти люди с гор… только я отправил Хассаля домой, как они… Симург…
Картрайт умолк, а Шлезингер, стоявший у Малкольм за спиной, шепотом спросил его:
– Что он сейчас сказал? Я не расслышал…
– Погодите минуту, я объясню… Доктор Картрайт! Вы меня еще слышите?
– Люди с гор… у них было современное оружие.
– Какое именно?
– Новейшие пулеметы. И пикапы. Все новое, и очень много.
– Кто их финансирует? Вам известно?
Картрайт попытался откашляться, но даже на это ему не хватало сил. Малкольм видел, что ему больно говорить, и с сочувствием сказал:
– Не спешите.
Он слышал, что Бад у него за спиной повернулся к медсестре и о чем-то ее спросил, но все его внимание было сосредоточено на Картрайте, который жестами просил помочь ему сесть. Малкольм обхватил его за плечи и приподнял. Картрайт сделал еще одну попытку откашляться, и все его тело, горячее и очень легкое, забилось в судорогах.
Малкольм повернулся, чтобы попросить Бада или медсестру принести еще одну подушку. И никого не увидел.
– Бад! – позвал он.
И только тут увидел, что тот лежит на полу без сознания, а его сова распласталась у него на груди. Медсестра исчезла. Осторожно опустив Картрайта на подушки, он метнулся к Баду и заметил рядом с ним на ковре шприц, а на столике – пустую ампулу.