Лира встала, и утихшая боль тут же с новой силой заявила о себе. Хуже всего обстояло дело с рукой. Пальцем другой, здоровой руки Лира взяла немного розовой мази и нанесла на место перелома, стараясь втирать ее как можно осторожнее. «Как бабочка садится на травинку», – подумала она.
Убрав мазь в рюкзак, к алетиометру, она отошла от костра и зашагала в сторону развалин. На небо уже поднималась луна, через весь небосклон гигантской дугой протянулся Млечный Путь, и каждая из крошечных сияющих точек этой дуги была солнцем своей системы, озаряющим и согревающим планеты и, быть может, живых существ. И может быть, одно из них тоже смотрит сейчас на крошечную звездочку – солнце ее мира, и размышляет об этом мире и о ней самой.
Кости мертвого города белели в лунном свете. Сколько жизней прожито здесь! Сколько людей здесь любили и предавали друг друга, ели и пили, смеялись, страшились смерти… – но все прошло. Ни следа, ни воспоминания. Только белые камни, только черные тени. Со всех сторон Лиру окутали шепоты, голоса порождений ночи – или всего лишь шуршание крылышек, с которым слетались на тепло ее тела ночные насекомые. Тени и шелесты. Из темноты проступили руины маленькой базилики: люди приходили сюда молиться. Рядом показалась одинокая арка с классическим фронтоном – ворота в никуда из ниоткуда. Когда-то под этой аркой проходили люди, проезжали запряженные повозки; в самые знойные часы долгого дня прохожие останавливались в ее тени поболтать и обменяться сплетнями. Неподалеку был колодец, а может, фонтан или родник. Кто-то не пожалел труда, чтобы обтесать камни и сложить бассейн, а над ним поставить изваяние нимфы. Черты ее лица изгладились, расплылись от времени, бассейн пересох, и вода больше не журчала… Только насекомые тихонько шелестели во тьме.
Лира шла дальше, погружаясь в безмолвный, залитый лунным сиянием Город Луны, Синий отель.
Оливье Бонневиль лежал на животе среди валунов, на пригорке рядом со стоянкой Ионидеса и Лиры, и наблюдал. Он явился сюда чуть позже них и теперь смотрел в бинокль, как Лира пробирается между камнями мертвого города. Рядом с ним лежала заряженная винтовка. Бонневиль устроился со всем возможным комфортом, на какой только можно рассчитывать без костра. Верблюд его опустился на колени чуть в стороне и предавался раздумьям, медленно пережевывая колючки.
Бонневиль впервые видел Лиру своими глазами. Сначала его поразило, до чего она непохожа на девушку с фотограммы: короткие черные волосы, напряженное, измученное лицо, в каждом движении усталость и боль… Да она ли это? Может быть, он пошел по ложному следу? Могла ли она измениться так сильно и так быстро?
Ему хотелось догнать ее, пойти за ней в эти руины, встретиться лицом к лицу. С другой стороны, стрелять издалека, да еще в спину, куда проще. Человека, который пришел вместе с ней, этого проводника или погонщика верблюдов, Бонневиль считал мелкой помехой – досадной, но и только. Дать ему несколько долларов, и он уберется прочь.
В лунном свете Лиру было отлично видно – легкая мишень, едва ползущая между камнями. И стрелял Бонневиль хорошо: швейцарские школы помешаны на муштре, охоте и стрелковой подготовке. Но если он хочет попасть наверняка, тянуть не стоит.
Он отложил бинокль и взял винтовку – аккуратно, тихо, отработанным движением. Он хорошо знал ее вес и длину, отлично помнил, как она лежит в руках и упирается прикладом в плечо. Опустив голову, чтобы взгляд был направлен вдоль ствола, он чуть-чуть, на долю дюйма, пошевелил бедрами, смещая центр тяжести.
И только тут краем глаза заметил, что…
…слева лежал человек, совсем рядом – футах в трех, не дальше. Лежал и молча смотрел на него.
– Ай! – вскрикнул Бонневиль, невольно дернувшись, а его ястребиха всполошилась, сорвалась с места и захлопала крыльями у него над головой.
Человек не шевелился, как будто не замечая винтовки, которая отплясывала дикий танец в трясущихся руках Бонневиля. Он был удивительно спокоен, совершенно невозмутим. Деймон-геккон сидел на камне у него за спиной и флегматично облизывал себе глаза.
– Кто ты?.. откуда ты взялся? – просипел Бонневиль.
Он машинально заговорил по-французски. Ястреб, успокоившись, плавно опустился ему на плечо.
Погонщик верблюдов и провожатый Лиры ответил на том же языке:
– Вы не видели меня, потому что сами приняли решение не видеть картину в целом. Я же наблюдаю за вами вот уже два дня. Послушайте меня: убив ее, вы совершите огромную ошибку. Не делайте этого. Уберите ружье.
– Кто ты такой?
– Абдель Ионидес. Уберите винтовку, ну же! Просто положите ее, и все.
Сердце Бонневиля стучало так, что он подумал – этот человек наверняка слышит его грохот. Кровь била в виски, как молотком. Усилием воли он разжал пальцы и отбросил винтовку.
– Чего ты от меня хочешь? – спросил он.
– Хочу, чтобы ты пока оставил ее в живых, – сказал Ионидес. – Есть великое сокровище, и только она может его добыть. Убьешь ее сейчас и никогда его не получишь. А что еще важнее, его не получу я.
– Что за сокровище? Ты вообще о чем?
– А ты не знаешь?