Явно не желая продолжать разговор об открытии второго фронта в Европе, Черчилль сообщил, что союзниками принято решение о проведении другой операции — «Торч» («Факел»), имеющей целью захват побережья французской Северной Африки. Расхваливая этот план, премьер указывал на возможность получить базы для бомбардировок Италии, а также дополнительные пути для вторжения на Европейский континент в 1943 г.
На следующий день во время второй беседы Сталин вручил Черчиллю и Гарриману меморандум, в котором излагалась советская позиция по вопросу о втором фронте. В нем говорилось, что в результате обмена мнениями 12 августа было установлено, что Черчилль «считает невозможной организацию второго фронта в Европе в 1942 году». Напомнив, что вопрос об организации второго фронта в Европе в 1942 г. был фактически решен во время визита Молотова в Лондон, советская сторона указывала, что целью этой операции являлось «отвлечение немецких сил с Восточного фронта на Запад, создание на Западе серьезной базы сопротивления немецко-фашистским силам и облегчение таким образом положения советских войск на советско-германском фронте в 1942 году». «Вполне понятно, — подчеркивалось в меморандуме, — что Советское Командование строило план своих летних и осенних операций в расчете на создание второго фронта в Европе в 1942 году», и поэтому отказ правительства Великобритании от ранее согласованного плана действий «наносит моральный удар всей советской общественности, рассчитывающей на создание второго фронта, осложняет положение Красной Армии на фронте и наносит ущерб планам Советского Командования»[638]
.По мнению советских военных руководителей — и об этом было прямо сказано англичанам и американцам, — в 1942 г. существовали весьма благоприятные условия для создания второго фронта в Европе, поскольку основные силы немецких войск, и притом лучшие силы, были отвлечены на Восточный фронт, а в Европе оставались значительно меньшие по количеству войска, которые к тому же имели слабую боевую подготовку.
После внимательного ознакомления с меморандумом английский премьер-министр пообещал дать на него письменный ответ, отметив одновременно, что решения, принятые Англией совместно с США, являются окончательными и будут, по его мнению, «лучшей помощью русским союзникам».
С учетом союзнических обязательств Сталин обстоятельно проинформировал Черчилля о советских планах по обороне Кавказа.
В мемуарах Черчилля о второй мировой войне эта часть беседы описывается следующим образом: «Наконец я задал вопрос по поводу Кавказа. Намерен ли он (Сталин. —
В конце беседы Сталин вновь поднял вопрос о вторжении союзников на побережье Франции при использовании их превосходства в воздухе на западе Европы. Черчилль повторил, что он считает вторжение невозможным.
Информируя президента Рузвельта о второй встрече с главой Советского правительства, Черчилль писал, что получился «крайне неприятный разговор», во время которого Сталин высказал «очень много неприятных вещей, особенно о том, что мы слишком боимся сражаться с немцами… что мы нарушили наше обещание относительно „Слэджхэммера“, что мы не выполнили обещаний в отношении поставок России и посылали лишь остатки после того, как взяли себе все, в чем мы нуждались. По-видимому, это было адресовано в такой же степени Соединенным Штатам, как и Англии». По словам Черчилля, он отвел все утверждения главы Советского правительства, полагая, что, во всяком случае, «лучше было объясниться так, а не как-либо иначе». Но самое главное, что волновало Черчилля и что он спешил довести до сведения американского президента, была вынесенная из бесед в Москве уверенность, что Советский Союз будет продолжать сражаться даже без открытия второго фронта в 1942 г.[640]
Это, разумеется, вполне устраивало британского премьера.
25 августа 1942 г. Черчилль сделал краткое сообщение о своих переговорах со Сталиным на заседании военного кабинета. «Нет никакого сомнения в решимости русских продолжать сражаться, — сказал он. — Хотя они и оказывают на нас сильное давление, с тем чтобы мы открыли второй фронт, однако они не кричат о своих несчастьях»[641]
.