Тайное венчание

Ветер шуршал в крапиве, тяжелыми волнами льнувшей к темным стенам старенькой, покосившейся баньки. Под этот мерный, успокаивающий шум Лиза начала было дремать, как вдруг ее заставил встрепенуться странный звук, раздавшийся словно бы из-под земли: не то стон, не то рык.

Вскинула голову, прислушалась. Звук повторился. И еще раз, и еще. И не скоро Лиза поняла, что исходит он из баньки.

Тревожно стало на сердце. Она оглянулась. Изба Каркуна подслеповато мигала слюдяными окошечками, но, кажется, никто не наблюдал оттуда за Лизой. Тогда она решилась: ступила на порожек, осторожно толкнула разбухшую дверь и какое-то время стояла неподвижно, ничего не видя в полутьме, кроме какого-то бесформенного розового пятна. Но вот глаза ее привыкли к сумраку, и Лиза едва не рухнула там, где стояла: этим пятном был не кто иной, как Леонтий, вовсе голый, с налитым кровью лицом, подвешенный вниз головою под потолком бани. Огромная белая лужа извергнутого им молока растекалась по полу. Вместе с этим молоком и должна была извергнуться из его нутра змея – если бы она там когда-нибудь была…

Новый мучительный стон вырвался из груди Леонтия и вернул Лизе способность двигаться. Она бросилась вперед, вскарабкалась на каменку, чтобы достать до крюка, к коему был подвязан Леонтий. Но не сразу смогла распутать узлы пеньковых веревок, стягивающих его ноги. Когда пальцы ее осилили узлы, Леонтий грянулся оземь с таким грохотом, что Лиза обмерла: не отдаст ли он богу душу от удара головою?

Она спрыгнула на пол и с облегчением увидела, что Леонтий жив. Он ворочался на полу, силясь встать.

– Бежим! Бежим! – наконец прохрипел он и, едва утвердившись на подгибающихся ногах, заковылял к двери. Перепуганная Лиза тоже мечтала лишь об одном: оказаться как можно дальше и от обманутого знахаря, и от его злодейского лекарства, коим скорее уморить, а не исцелить можно.

По узенькой тропке они миновали крапивные заросли, не замечая лютых ожогов, быстро углубились в лес; и немалое минуло время, когда Лиза спохватилась вдруг, что в руках ее нет узелка с одеждой и обувкой Леонтия. Должно быть, как выронила там, в баньке, так и думать позабыла!

– Батюшки-светы! – похолодела Лиза при одной лишь мысли, что придется возвращаться.

Леонтий, неловко прикрывая руками свое естество, весь в красных полосах, исхлестанный плетьми березовых ветвей, исколотый еловыми иглами, изжаленный крапивою, отозвался эхом:

– Батюшки-светы!

В то же мгновение хрустнула ветка под чьею-то ногою, и Лиза едва не грохнулась без чувств: пред ними, откуда ни возьмись, вдруг явился Каркун.

– Больно уж спешили, гостьюшки, – промолвил он своим мягким, медлительным говорком. – Одежду позабыли, а зря. Комарье ночью до смерти заест!

Сверкнув синими глазами, сунул остолбенелой Лизе тюк с одеждою, сапоги – и сгинул. Только отзвук ехидной усмешки долго дрожал в листве:

– Опасно шутишь, путник! Гляди, как бы не отомстили ползучие…

Лиза поняла, что Каркун сразу разгадал нехитрую уловку Леонтия – ведь не разгадать ее мог только полный дурак! – и решил сыграть с ним в ту же игру. Но ни у нее, ни у Леонтия зла на Каркуна не осталось; напротив, о старом знахаре они всегда вспоминали с добрым весельем.

Так и длилось их путешествие, дни переливались в ночи, а ночи – в дни, наполняя чашу жизни, которой жила теперь Лиза, медленно и мерно. К исходу августа странники добрались почти до Царицына, и здесь-то Леонтий встретил Готлиба.

Велико было изумление Лизы, когда ее спутник с нечленораздельным восторженным воплем вдруг бросился к какому-то долговязому, рыжему, веснушчатому человеку в черных штанах до колен, черных чулках и черном коротком камзоле; и с лица незнакомца сошло неприязненно-отчужденное выражение, сменившись детским восторгом.

Готлиб Кербель оказался университетским товарищем Леонтия. Вся его дальняя и ближняя родня входила в реформаторскую секту Герен-Гитер, издавна поселившуюся неподалеку от Царицына, в селении Сареп. Готлиб нашел в устройстве реформаторов столь много близкого своей натуре, что отныне и не помышлял об иной жизни.

Недолго думая, Готлиб зазвал Леонтия в свое селение, и тот, понятное дело, сразу согласился со свойственным ему любопытством ко всему новому. И только тогда оба вспомнили про Лизу, которая скромно ожидала в сторонке. Странное дело – она без возражений и расспросов следовала за Леонтием куда угодно, в голову не входило спорить, но сейчас, при виде Готлиба и его постной физиономии, ее внезапно охватила невыносимая тоска. Более всего хотелось схватить Леонтия за руку и увлечь прочь, подальше от Готлиба; однако она не сделала этого, не нашла в себе решимости. И напрасно, ибо, хотя ничего дурного Готлиб не причинил ни ей, ни Леонтию, а даже наоборот, он все-таки оказался неким связующим звеном в той цепочке случайностей, которая и привела к дальнейшим злоключениям…

* * *

Итак, Готлиб жарко облобызался с Леонтием и неприязненно приветствовал его «жену», а под вечер привез обоих в Сареп, в реформаторское селение.