— Кто этот человек? — спросила сестра, прослушивая пульс Карлоса.
— Вопросами не лечат, — враждебно сказал Хосе. — Его зовут больной.
— Сеньорита Тереса, — вмешался Наранхо, — был уговор: без вопросов.
— Сто пятнадцать, — задумчиво сказала сестра. — Он здесь не выживет. — Она осмотрела ребят. — Конечно, мне не нужно знать имя вашего отца или друга. Но, если я рискну служебным положением и возьму этого человека к себе в дом, то я хочу знать, во имя чего иду на этот риск.
Она достала медикаменты, промыла рану и смазала ссадину йодом. Карлос неожиданно схватил ее за руку:
— Наконец-то я поймал тебя, дон Орральде. Сколько наших людей ты отправил к предкам?
Хосе бросился, чтобы зажать рот командиру, но сильным, волевым движением Тереса отвела его руку.
— Он очень тяжело болен, — заметила она. — Каждое лишнее движение ухудшит болезнь.
— Тебя будет судить весь отряд! — крикнул Карлос.
Тереса приложила к его лбу влажную повязку и мягко сказала:
— Я всего лишь слабая женщина, сеньор. Вам нужно лежать спокойно.
— Женщина? Какая женщина? Они замучили мою мать, — застонал Карлос. — У меня была только одна мать, и я не мог прийти к ней на помощь.
Он рванулся, но Тереса и Санчео крепко его прижали к траве; постепенно судорожные движения прекратились, и Карлос затих.
— Мальчики, — сказала Тереса. — Мне больше ничего знать не нужно. Я забираю больного в надежное место. Но вам к нему приходить будет нельзя.
— Не годится, — сказал Хосе. — Один должен быть с ним.
— Я его выхожу, — возразила Тереса. — Ко мне собирается дядька, об этом знает администрация. Случай удобный. Дядьке я телеграфирую, чтоб задержался. Но если вы начнете бегать...
— Сеньорита права, — первый раз вмешался Санчео. — Вы получите здорового человека, а отдаете ей полуживого.
— Этого человека ждут в другом месте, — быстро заговорил Хосе. — Люди — те, что его ждут, — тоже рискуют жизнью.
— Но он все равно не способен двигаться, — сказала Тереса.
— Мы можем его снести, — вставил Наранхо.
— Далеко? — спросил Санчео.
Ребята молчали.
— Мы еще не знаем, — наконец признался Хосе.
— Хорошо, — решительно заключил Санчео. — Как только узнаете, — его задерживать не будут. А с сеньоритой Тересрй вы сможете сноситься через меня. Договоримся так: один из вас мой племянник, второй — его приятель. Ты, кариб, — засмеялся он, втянув в себя кончик носа и раскрыв широко глаза, отчего вдруг стал удивительно похож на Наранхо, — за племянника не сойдешь.
Они шли лесом и полем, и все время Хосе видел перед собой людей, которые где-то здесь поджидают коменданте. Но какие это люди? И какой знак они должны оставить? На какой стеле?
— Сеньорита, — сказал Хосе, когда они внесли на носилках Карлоса в маленький флигель при больнице. — Есть одна тайна, которую нам надо узнать. Ее знает только он. Если он придет в себя...
— Я сразу сообщу Санчео, — ответила Тереса. — А вы, сеньор Санчео, станьте тихоней. Я постараюсь вас задержать еще на недельку в больнице.
Санчео сделал гримасу:
— А важное ли дело, чтоб задерживаться?
— Очень важное, — горячо сказал Хосе, в первый раз пускаясь на откровенность. — Такое важное, будто мы поднимаем на ноги первого бойца рабочей партии.
Санчео накрыл ему рот ладонью.
— А вот это уже лишнее, — проворчал он.
— В миле отсюда, — сказала Тереса, — будка путевого обходчика. У него переночуйте. Скажите, что от меня.
— Спасибо, сеньорита, — сказал Наранхо. — «Подари мне самое лучшее зеркало», — попросила внучка у старого кариба. — «Я дарю тебе все море», — ответил старик. — «Ну, тогда подари мне самый лучший цветок», — во второй раз попросила внучка. — «А ты посмотрись в море», — хитро сказал старый кариб.
— У меня ничего нет, сеньорита, — засмеялся Наранхо, рассказав эту сказку: — Но я дарю вам и лучшее зеркало и лучший цветок.
— Спасибо, Наранхо, — сказала Тереса. — Ты большой кавалер.
Все разошлись.
Мальчики еле держались на ногах, но, выйдя от Тересы, снова направились в лес. Солнце заходило, и цветы, которые утром были огненно-красные, а днем белые, превратились в голубые.
И вот снова Хосе и Наранхо ходят от стелы к стеле, и им кажется, что резные головы смеются над ними. Они всматриваются в непонятные иероглифы и украшения и ищут надпись, вышедшую не из-под резца древнего ваятеля.
— Он сказал: «на стеле с ошибками», — вспоминает Хосе.
— Если бы знать, какие без ошибок, — бормочет Наранхо.
Тени удлиняются, рельефы на камнях сливаются на фоне багрянца в зловещие черные маски, и мертвый город погружается во тьму.
Мальчики выбираются из леса и, еле волоча ноги, добираются до путевого обходчика. Его нет, но нет и замка на двери. Они сваливаются наземь тут же, у порога, и молниеносно засыпают. Им снится, наверное, надпись на камне, и они даже не слышат, как путевой обходчик переносит их на лежанку.
Он разбудил их утром, собираясь уходить, и скупо сообщил:
— Больной прибегал — который здоровый. Тереса кланяется — новостей нет. В себя не пришел человек — который больной.
Они растерянно смотрят друг на друга и на обходчика.