Слова песни, казалось, звучали в нем сами собой —
Песня, природа и душа человека словно слились в одно.
В могучем дереве художник узнал собрата по судьбе, увидел самого себя. Ведь и ему Бог определил одиночество, не только на личном пути. Среди художников Иван Иванович был такой же одинокий дуб — все признавали его творческую мощь, а любви к русскому пейзажу, верности живописной традиции не понимал никто…
Но как спокоен и благороден был его дуб-брат. Колючие метели, ветры, дожди, засуха не сломили его, а только сделали устойчивее, упорнее; беды и невзгоды искривили ветви-руки, но и наполнили их силой. А солнце — солнце пропитало светом, одарило красотой. Дорога, сбегая с пригорка, вела прямо в его объятья, и дуб оберегал каждого, кто к нему приходил, от палящих лучей, дарил тень и прохладу. И даже гроза не страшна была человеку, нашедшему защиту под кроной этого богатыря! Не так же ли и русская душа? Она выдержит все и все преодолеет. И одарит тем, что есть у нее, каждого…
Родная природа приняла художника, утешила и вернула к жизни — в 1883 году, на 11-й выставке передвижников, Иван Шишкин представил свою новую картину «Среди долины ровныя…», одновременно и пейзаж, и автопортрет. С нее начался расцвет в его уже зрелом творчестве — в нем во всей своей красоте и глубине предстала русская природа и русская душа.
А эту песню, говорят, возрожденную из забвения Шишкиным, очень любила его великая соотечественница и современница Елена Петровна Блаватская.
Вопрос и ответ
Есть картины, которые скрывают в себе неизмеримо больше, чем кажется посетителю музея, бросающему на них беглый взгляд. Оценив яркость красок, верность глаза и руки художника и в легком недоумении насчет смысла изображенного, он отходит от нее к следующей. И через несколько минут уже не помнит ни имени художника, ни названия, ни смысла…
Речь пойдет об одной из таких картин в Русском музее в Санкт-Петербурге. «Вопрос и ответ» художника Стефана Бакаловича. Созданная по мотивам романа Генриха Сенкевича «Камо грядеши», она напоминает о событиях великих, забытых, ставших почти мифом. Но не стоит воспринимать ее просто как иллюстрацию к эпизоду из романа, в ней отражена вся его суть.
Кто эти люди, стоящие перед нами? Когда было это? Вчера или две тысячи лет тому назад? Какая разница, если их вопросы и ответы звучат так, как будто задаем их мы сами и сами ищем ответ? Весь мир знает Тристана и Изольду, Ромео и Джульетту… Послушаем же удивительную историю Марка и Лигии, и если мы вновь не задумаемся о своей любви и о своей жизни, то Бог нам судья.
Так что за вопрос и что за ответ? Не нужно быть большим психологом и знатоком душ человеческих, чтобы понять, о чем может спрашивать этот мужественный юноша, похожий на языческого полубога, пытаясь заглянуть в глаза прекрасной девушки, на закате в римском садике у фонтана… Но ответ, какой ответ дает она ему? Мы, зрители, всматриваемся в ее лицо, мы силимся разгадать, что за странную фигуру вычерчивает она на песке тростинкой… Рыба? И так же, как Марк Виниций, мы размышляем и никак не можем взять в толк, при чем здесь эта рыба. Но Лигия смотрит на нее, а не на Марка, стало быть, знак важен, и боюсь, ее ответ не сулит скорого успеха нашему герою. И все же, почему рыба? Кто знаком с самим романом, помнит, что речь в нем идет о первых годах христианства. Еще жив апостол Петр, возвещающий Риму новую веру, нового человека и новый мир. Это его слова, обращенные к Спасителю: «Куда идешь, Господи?..» — стали названием романа. Рыба, символ Христа, была знаком узнавания между первыми христианами в то время, когда за эту новую веру можно было поплатиться головой, когда вера переворачивала душу и сердце, переворачивала весь мир и воистину преображала человека ветхого, обыденного и жестокого, для которого боги были лишь риторическими фигурами, в человека нового, любящего.
C. Бакалович. Вопрос и ответ
. 1894«Вздумай он следовать этому учению, размышлял он, ему пришлось бы отречься от своих мыслей, привычек, характера, от всего, что составляет его натуру, сжечь все это дотла, после чего заполнить себя какой-то совершенно иной жизнью и новою душой. Учение, приказывавшее ему любить парфян, сирийцев, греков, египтян, галлов и бриттов, прощать врагам, платить им добром за зло и любить их, казалось ему безумным, но одновременно он смутно чувствовал, что в самом этом безумии есть что-то более могучее, чем во всех прежних философских учениях» — так описывает Генрих Сенкевич мучения Марка, стоящего перед выбором.