В 1922 году по приглашению директора Института искусств Николай Рерих приехал в Чикаго. Его глазам открылась новая, развивавшаяся невиданными темпами Америка: электрификация, начало массового производства, появление машин, радио, кино… Все это поражало. Однако Рерих не только был поражен, но и почувствовал таившуюся в подобном прорыве опасность: новые открывшиеся возможности привели к развитию прежде всего материальной стороны жизни. Первым, что бросалось в глаза и отличало Америку бурных 20-х, был суровый прагматизм, заставлявший даже к искусству относиться с деловой хваткой. Зинаида Лихтман, помощница Рериха, писала ему: «…в Америке к искусству относятся как к бизнесу и ищут во всем выгоду, а молодежь почти не интересуется ни живописью, ни классической музыкой».
Отсутствие прочной духовной основы, могущее сделать недолговечным любое начинание, более всего взволновало Рериха-философа. Видя потенциал стремительно обновлявшегося государства и масштаб открывавшихся перед ним перспектив, Николай Константинович понимал, как важно при этом сохранить основные точки опоры, фундамент, на котором будет расти это новое общество. Да, конечно, новые дали должны быть открыты, но ведь пути к ним начались не сегодня. Это лишь новые пути утверждения старых, как мир, ценностей. История показала, как важно сохранять традиции, — Рим сохранил греческих богов и тем самым только обогатился, а Советская Россия, отвергшая духовный опыт России дореволюционной, так и не смогла создать собственный надежный фундамент.
И поэтому Рерих-художник решает привлечь внимание американцев к универсальным духовным ценностям. Пользуясь уважением и известностью среди интеллигенции, Николай Константинович говорит с ними на языке искусства. Он создает серию картин, отражающую основные элементы учения Сергия Радонежского — духовного наставника и вдохновителя русского монашества. Рисуя сцены из жизни святых людей, Рерих открывает красоту внутреннего мира человека и, по словам латышского поэта Рихарда Рудзитиса, хочет донести «представление о горизонтах духовного подвижничества».
Все картины написаны примерно в одно и то же время, поэтому сложно говорить о какой-либо смысловой последовательности полотен. Они звучат совместно, но каждое при этом вносит в общее звучание свою, индивидуальную ноту.
На картине «И мы открываем врата» стена отделяет «внешний» мир от внутреннего мира монастыря. И мотив открытия врат может на первый взгляд говорить о преодолении свойственной монашеской жизни изоляции, об активном участии ведущего сугубо духовную жизнь человека в жизни всего общества, мира в целом. Но думается, Рерих-философ разворачивает эту тему более широко. Здесь не только намек на преодоление изоляционизма, свойственного тогдашней Америке. Речь идет о преодолении любых границ, способных отделить человека от мира. И границ этих много: наши стереотипы, всевозможные догмы, эгоцентризм — они выстраивают стену вокруг внутреннего мира человека и постепенно… закрывают от него мир окружающий. Именно поэтому призывает Рерих открывать врата.
На залитом золотистым светом полотне «И мы трудимся» видны фигуры трех монахов, спускающихся к реке за водой. Их труд прост, монотонен и, кажется, безрадостен. Но они несут воду, необходимую для жизни монастыря. На самом деле их труд глубоко символичен: они трудятся физически и дают тем самым возможность развитию жизни духовной. И метафора Рериха понятна: подлинная ценность труда заключена в нравственном и духовном совершенствовании человека, а отнюдь не только в достижении материального благосостояния (именно такое понимание труда он встретил в Америке). Почувствовать существенную разницу между работать и трудиться и открыть красоту любого труда помогает Рерих-философ.
Эта тема по-особому развивается в сюжете картины «И мы продолжаем лов». Несколько монахов в хрупких лодках заняты ловом рыбы. И ни бушующие волны, ни приближающийся закат не пугают и не останавливают их. Ловцы рыбы… Приходит на ум параллель между ними и «ловцами человеков» из известной евангельской притчи. В спасении душ, потерявшихся среди бушующего моря жизни, видят они смысл жизни собственной. Но возможно, это не единственная параллель, ведь они трудятся совместно, а не каждый по отдельности. И именно осознанная вовлеченность в общее дело помогает монахам преодолевать жизненные штормы и непогоду.