Тайнопись соучастия

И потому я обратился к Роберту Бойлю, человеку слишком возвышенного склада ума, чтобы заниматься политикой, слишком благородных целей, чтобы стать на какую-то одну сторону, и известному чрезвычайным благоразумием и сдержанностью во всем. Я питал тогда и питаю до сих пор глубочайшее почтение к его хитроумию и благочестию, хотя должен сказать, что его слава стократно превышает его достижения. И тем не менее он был наилучшим заступником новой учености, потому что его аскетическая натура, его осмотрительное продвижение и проникновенная набожность не позволяли ни единому человеку с легкостью обвинить наше Общество, будто оно укрывает под своей сенью крамольные и нечестивые заблуждения. Мистер Бойль (который, думаю, под маской степенности скрывал некоторую наивность) полагал, что новая наука пойдет рука об руку с религией и непреложные истины Библии получат рациональное подтверждение.

Я же, напротив, придерживался взгляда, что она станет беспримерно мощным оружием в руках безбожников, ибо вскоре они примутся настаивать на том, чтобы и Бога подвергнуть испытанию экперименталистским опытом, и если его нельзя свести к теореме то, скажут они, это доказывает, что Его не существует вовсе.

Бойль ошибался, но, признаю, делал это из наилучших побуждений, и этот диспут между нами не пробил бреши в нашей дружбе которая, пусть и не теплая, была самого продолжительного свойства. Он происходил из знатной семьи и был гармоничного (хотя слабого) сложения и имел порядочное образование, все это расцвело красой непревзойденного суждения, которое никогда не склонялось под гнетом своекорыстных соображении. Я послал ему письмо в лондонский дом его сестры и, пригласив к себе, угостил прекрасным обедом из устриц, барашка, куропатки и пудинга, после чего попросил считать нашу беседу конфиденциальной.

Он молча слушал, а я возводил перед ним - в больших подробностях, чем первоначально намеревался, - все здание намеков и подозрении, которые так тревожили меня.

- Я весьма польщен, - сказал он, когда я закончил, - что вы почтили меня подобным доверием, но мне не совсем ясно, чего вы от меня хотите.

- Мне нужно ваше мнение, - сказал я - У меня имеются некоторые факты и частичная гипотеза, коей они ни в коей мере не противоречат. Но также и не подтверждают ее. Можете ли вы найти альтернативу, в которую эти факты укладывались бы столь же хорошо?

- Позвольте, я обдумаю. Итак, вам известно, что этот итальянец знаком и со смутьянами, и с испанцами. Вам известно, что в следующем месяце он прибудет к нам. Таковы ваши основные, хотя и не единственные факты. Вы полагаете, что он прибудет сюда со злыми намерениями; такова ваша гипотеза. Вам неизвестно, с какими именно.

Я кивнул.

- Тогда давайте посмотрим, нет ли альтернативы, которая могла бы заменить основную вашу гипотезу. Начнем с предположения, что этот Кола действительно тот, кем представляется: молодой джентльмен, который путешествует по миру и никакого касательства к политике не имеет. Он заводит дружбу с английскими изгнанниками, потому что с ними его свел случай. Он знаком с испанскими вельможами, потому что он джентльмен и происходит из богатой венецианской семьи. Он намерен приехать в Англию, потому что желает узнать нас поближе. Следовательно, он совершенно безобиден.

- Вы упускаете второстепенные факты, - возразил я, - которые усиливают один вывод, но ослабляют другой. Кола - старший сын купца, испытывающего серьезные затруднения, на первом месте для него должны стоять обязательства перед семьей, а он проводит время в Нидерландах и транжирит деньги на праздные увеселения. Такому поведению нужно серьезное основание, которое объясняется моей гипотезой, но не вашей. До своего прибытия в Лейден он не имел имени в ученых кругах, зато был известен отвагой и воинской доблестью. В вашей гипотезе мы должны учесть удивительную перемену в характере, в моей такой необходимости нет. И вы не принимаете во внимание главного, а именно: он был получателем письма, написанного тайнописью, какую до того использовал предатель из стана короля. Невинные путешественники, ведомые любознательностью, нечасто получают подобные послания.

Бойль кивнул и принял мой контраргумент.

- Превосходно, - сказал он. - Согласен, ваша гипотеза стройнее моей и потому получает преимущество. Тогда я оспорю ваш вывод. Допустим, приезд Кола таит в себе возможную угрозу, приводит ли это к неизбежному выводу, что угроза осуществится? Если я правильно понимаю, у вас нет предположений, что может сделать этот человек, приехав сюда. Что столь опасного может совершить один человек?