Тайнопись видений

Пухлый провидец торопливо достал что-то из кармана и разложил на столе. Ясурама едва сдержал вздох восхищения. Это были маленькие деревянные таблички с портретами первых красавиц Пичита. Девушек изобразили по пояс, в платьях нежного оттенка и с прекрасными гребнями в волосах. Фоном служили подходящие образу каждой цветы. У одной были нарциссы, у другой – петуньи, у третьей – розы, а у четвертой – роскошные астры.

– Ясурама, что же вы так задумались? – зашипел Доо, косясь на вход. – Не можете вспомнить вчерашние выступления?

– Н-нет! – спохватился тощий провидец. – Просто они все так хороши! Были… Вчера… Я даже не знаю, какое выбрать, но, пожалуй, если подумать, четвертое понравилось мне больше всех.

Доо подвинул ему крайнюю табличку, остальные сгреб и положил в карман. Ясурама, воровато озираясь, спрятал портрет в рукаве, и оба продолжили с заговорщицким видом пить чай.

Провидец Доо всегда умел добывать вещи из-за стены, и Ясурама в первое время понятия не имел, как ему это удается. Свадебные рисунки – уникоми – заказывали живописцам, когда девушка из аристократической семьи достигала брачного возраста. На другой стороне таблички можно было прочитать имя невесты, ее происхождение и таланты. Таких уникоми делали от десятка до сотни, это зависело от богатства семьи.

Портреты выставлялись в общественных местах и магазинах, чтобы женихи могли присмотреть себе жену. Уникоми стоили дорого, и парень из бедного рода попросту не смог бы их купить. Если юноша был состоятелен и ему очень понравилась девушка, он приобретал б'oльшую часть портретов, и тогда невесту отдавали замуж без лишних слов. В иных случаях устраивали что-то вроде торга.

Ясурама побеседовал с другом еще час и нехотя отправился домой. Его комнаты были ярче и просторней. Шелк на стенах не так выцвел, и в кухонных шкафах, помимо глиняной посуды, стоял расписной фарфор, подаренный благодарным за сбывшееся видение чиновником. Ясураме прислуживали двое интеллигентных молодых людей, похожих на тени, а у Доо был только шумный болван Осита, которого даже не воспитали как следует, прежде чем продать Цу-Дхо.

Друг был худшим из предсказателей, и заговаривать с ним, если ты выше по рангу, считалось зазорным, но Ясурама вырос вместе с Доо, и его всегда тянуло в маленький домик с простой обстановкой, где было уютно от тесноты и веселой болтовни прыщавого мальчишки.

Ясурама прошел в комнату, сел у окна и вынул из рукава табличку. Девушка была юна и прекрасна. Ее звали Сэй, и розовый цвет платья очень ей шел, как и астры, и рубиновый гребень в причудливо уложенных волосах. Сэй наверняка давно замужем, поэтому таблички продали по дешевке, и кто-то из мэджу пронес их в храм, зная, что в месте, где живут одни мужчины и не на чем отдохнуть глазам, такие вещи ценятся на вес золота.

Раньше портреты радовали Ясураму, но сегодня он окунулся в печаль, одолевавшую его все чаще и особенно поздней осенью. Ему исполнилось уже тридцать шесть, и обет безбрачия давно перестал быть просто словами, которые, будучи юнцом, Ясурама не понимал.

Он попал в храм в семь лет, как и Доо, и другие провидцы. И все они жили здесь, будто в тюрьме. Подобные среди подобных. Некоторые счастливцы умудрились найти свою симпатию в детстве и воображали ее в фантазиях, а порой до того сходили с ума, что пытались связаться с ней. Они никогда не брали у мэджу уникоми, боясь разглядеть в чертах очередной невесты свою возлюбленную. Это было бы чересчур жестоким ударом.

Ясурама покрутил в руках портрет Сэй, отпер тайную шкатулку, ключ от которой всегда носил на шее, и спрятал табличку среди десятка других, раздобытых Доо. Провидца давила меланхолия, и он порой готов был проклинать порядки храма, по которым считалось, что женщины не должны ступать за ворота и смущать мысли предсказателей, загрязняя их канал и отвлекая от видений. Что толку от этих правил, если каждый обитатель храма все равно находил способ думать о недоступном?

Не поддавались соблазну только младшие ученики и Кайоши-танада, но касательно последнего Ясурама сомневался, что он вообще человек. Первый провидец императора не общался ни с кем, кроме Цу-Дхо, и у его слуг невозможно было узнать ничего интересного, потому как все трое преднамеренно были неграмотные и немые.

* * *

Материк Намул, Царство Семи Гор, г. Эль-Рю,

1-й трид, 1020 г. от р. ч. с.

Городская тюрьма находилась на окраине Эль-Рю. Людей здесь держали от силы несколько суток, потому что Царство не выделяло денег на еду для заключенных. Суд происходил быстро, и шансов на побег у пленников не было. Если преступление считалось серьезным, за них приносили выкуп, а когда платить оказывалось некому – казнили. Липкуд на этот счет и не чесался: вряд ли его проступок тянул на большой штраф.