Тайнознатицы Муирвуда

Она почувствовала, что вот-вот разрыдается снова, но заставила себя успокоиться и ответила ему холодным взглядом.

— Я встречу смерть мужественно, — зло бросила она. — Топор палача меня не пугает.

Кранмир покачал головой.

— Благородной даме положен не топор, а меч, — ответил он и постучал по двери. — Впрочем, так или иначе, нынче утром все будет кончено. Я уже подписал указ об аннулировании твоего брака, а следовательно, все твои отпрыски являются бастардами. И это лишь начало. Следующей на плахе будет Майя.

Заскрежетал замок, и дверь открылась.

— А что будет с беженцами из Ассиники? — спросила она. — Они ведь прибудут так или иначе.

Он бросил на нее равнодушный взгляд.

— Тебе знакома поговорка «из огня да в полымя»? Мастеровые, музыканты, скульпторы… из них выйдут отличные рабы. А, капитан Трефью. Проводите леди Деорвин вниз.

— Как прикажете, Великий Провидец, — ответил он, улыбнувшись леди Деорвин. Титул этот заставил ее удивиться. Трефью был не из благородных. В ночь, когда «Благословение Бернайленда» отплыло в Дагомею, он так напился, что опоздал к отплытию. Уже тогда Деорвин заподозрила, что он был не столько пьян, сколько хитер. Умело сковав ей руки, он на цепи вывел леди из камеры.

Она шла вперед, и сознание ее затапливал ужас. Надежды больше не было. Никто не придет и не спасет ее, как никто не спас тех, кого сама она посылала на казнь. Сердце гулко билось у нее в груди, она гадала, сможет ли встать перед палачом спокойно и холодно. Сознание готово было покинуть ее, но она приказала себе держаться до последнего.

На некоторых камерах вместо дверей были решетки.

— Матушка! — вскричала Иолесия и прижалась лицом к прутьям. — Матушка, не надо!

Леди Деорвин оглянулась на плачущую дочь и заметила Мюрэ — та съежилась в глубине камеры, в лице ее не было ни кровинки. Леди кивнула дочерям, но язык не слушался, не мог произнести ни слова в ответ.

Выйдя из башни, она почувствовала, как холодный утренний воздух проникает под тонкое платье. Ветер растрепал волосы; леди задрожала.

— Окажите мне услугу, капитан Трефью, — произнесла она.

Он хрюкнул.

— Толку мне с того, от вас я уж ничего не дождусь. Хотя, по правде говоря, кой-что у вас еще имеется…

— Прошу вас, капитан. Вы видели леди Майю. Передайте ей, что я сожалею. Сожалею о том, как обращалась с ней. Это я отравила ее. Это я устроила убийство ее матери. Скажите ей об этом. Это мое последнее желание. Во всем виновата я.

— Да вы в окошко-то гляньте, — гадко ухмыльнувшись, ткнул пальцем Трефью. — Вон там, повыше. А то покричите, может, она и услышит.

Леди Деорвин подняла голову. В окне она различила темные волосы Майи. Сердце ее сжалось от горечи и боли. Ей хотелось попросить у Майи прощения — за ненависть, которую она питала к девушке, за все унижения, которым она ее подвергла. Даже мать леди Деорвин, безжалостная леди Шилтон, и та в конце концов смягчилась к девице. А Деорвин — нет. Мягкость Майи отчего-то лишь сильнее распаляла ее гнев и в конце концов заставила леди Деорвин искать ее смерти.

Леди посмотрела на собравшуюся у помоста толпу. Шагая к ожидающей ее каменной плахе, она слышала голоса, ловила вздохи сожаления. Рядом с плахой стоял палач в закрывающем лицо колпаке, и руки его лежали на рукояти огромного меча, тускло блестевшего в холодном утреннем свете. Пусть он будет острым, взмолилась леди Деорвин. Был там и Крабвелл, завитой что твоя болонка. Мужа, конечно, не было. По его приказу не раз убивали людей, и все же он был трусом и не терпел вида крови. Впрочем, вместо него присутствовали члены Тайного совета. В их глазах леди Деорвин не прочла ни капли сочувствия. Враг был повержен, и они торжествовали.

Что ж, пусть.

Не позволяя себе думать ни о чем ином, она взобралась на помост, отчаянно надеясь, что ноги не подведут ее. Ветер бросил волосы ей в лицо, она подняла руки в тяжелых кандалах и убрала пряди назад. Потом она посмотрела на палача, человека, которому платят за то, что он забирает чужую жизнь.

Что-то знакомое было в его повадке, в развороте плеч, в…

Нет, о Кровь, нет!

Из-под капюшона змеился шрам. Глаза смотрели двумя льдинками. На месте уха красовался обрубок. Палач улыбался. Он наслаждался происходящим, как человек наслаждается приятной прогулкой. Это был кишон, тот самый кишон, которого она когда-то наняла. Она так и не заплатила ему все, что должна была за его услуги. Но если он убьет ее, то и денег не увидит. Но почему он здесь? Почему все так?

Кишон грубо взял ее за руку и бросил на колени перед плахой.

— Прощайте, мадам, — хрипло шепнул он. — Отныне я служу не вам.

Она закрыла глаза. Последним, что она услышала, был звук его шагов, замерший совсем рядом.

Падение.

ЭПИЛОГ