Тайнознатицы Муирвуда

И марки же стали причиной раздоров с Крабвеллом, подумала леди Деорвин. Целью канцлера было выпотрошить аббатства, отобрав в казну все их достояние. Никто даже не знал точно, сколько золота было потрачено на все эти ненужные работы по их восстановлению. Кругленькая, должно быть, сумма! Но леди Деорвин твердо знала одно: благополучие придворного должно быть неразрывно связано с благополучием повелителя, ибо тогда придворный будет служить не за страх, а за совесть. Если ее муж станет забирать все себе, народ будет недоволен. А где недовольство, там и непокорность, а где непокорность, там измена. Нет уж, лучше покупать верность, щедро раздавая деньги, поместья, титулы и привилегии. А также время от времени прореживать верхушку, сбрасывая с нее впавших в немилость и используя их имущество в качестве вознаграждения для остальных. Это лучший способ держать людей в узде. Но Крабвелл этого не понимал. Алчный негодяй, он хотел подгрести под себя все финансы и управлять ими от имени короля.

Леди Деорвин потерла ноющий живот. Она была беременна, и этим, безусловно, объяснялись, по меньшей мере отчасти, ее тревоги. Беременность не красила супругу короля. Настроение ее становилось изменчивым как ртуть, отекали щиколотки, округлялись щеки. Привыкнув к власти, которую она имела над королем, леди Деорвин с яростью наблюдала за тем, как он увивается вокруг какой-то девчонки.

Король потрепал Джейен по руке. Жгучая ревность пронзила сердце леди Деорвин. Семейство Секстон принадлежало к числу возвысившихся и стремилось обрести еще больше влияния на все происходившее в королевстве. Неужели они полагали, будто для этого достаточно подсунуть свою дочурку под нос мужу самой леди Деорвин? Неужели не понимали, что изливавшийся на них золотой дождь был ее и только ее заслугой? Ах, сколько в этом королевстве мужчин, наделенных силой и властью — и как же все они слепы! Пляшут под женскую дудку и даже не замечают этого. Нет, положительно, чтобы править мужчинами, нужна женщина.

Со стоном и скрежетом распахнулись ворота, и над заснеженной площадью повисла напряженная тишина. Мюрэ перестала вертеться, король отвернулся от Джейен. Все замерло в безмолвии, и единственным звуком, нарушавшим тишину, было поскрипывание колес повозки, на которой везли к эшафоту обреченных на казнь.

Когда повозка проезжала мимо августейшей четы, леди Деорвин поспешно потупилась, стараясь не выдать своего торжества. Толпа молча расступалась перед лошадью. В повозке стоял седовласый граф, сурово сведенные брови которого были видны даже издалека. Он стоял прямо и гордо, непреклонный, как истинный Прайс. С этим же суровым и непреклонным видом он смотрел, как казнили его сына. Даже после казни граф отказался подписать закон о верноподданничестве. Поэтому — пусть видят. Пусть остальные испугаются и подпишут. Ибо если пало Семейство Прайс, кто может надеяться устоять?

Поговаривали, что Исток спасет графа, ибо достойные мастоны находятся под его защитой. Чушь, ерунда! История знала предостаточно примеров гибели достойных. Никакой Исток никого еще не спас. Исток служит лишь тем, кто может подчинить его себе. Заставь Исток покориться, и он осуществит твои самые смелые мечты и надежды. Уложит к тебе в постель короля Комороса. Сделает тебя королевой целой страны.

Одного только не отдал ей пока Исток — Майю, проклятую падчерицу. Ничего, придет время, и она тоже окажется во власти леди Деорвин.

— Как тихо, — прошептала Мюрэ.

Леди Деорвин захотелось ударить дочь. Повозка поравнялась с эшафотом. Отца и сыновей Прайс препроводили на помост, где уже дожидался палач. Всего несколько дней назад на этом самом месте у них на глазах был казнен старший сын и брат — не спасли его ни их молитвы, ни вера, ни мастонская кольчужница.

Слово дали лишь отцу. Он встал перед плахой, опустив руки. Несмотря на мороз, на нем была лишь тонкая рубашка да бриджи, грязные и изорванные в долгом заточении. Из-под воротника рубахи поблескивал край кольчужницы. Мысли леди перенеслись на младшего сына графа, Додлея, трусливо засевшего в Муирвуде. Интересно, как скоро до него дойдет весть о гибели всего Семейства? После этого он наверняка выскочит из убежища и очень быстро угодит в ту же самую могилу.

Старый граф наконец-то договорил. Леди Деорвин его не слушала, но и от ненароком достигших ее уха слов ее затошнило. Как ей хотелось в тепло! Ребенок у нее в животе беспокойно ворочался, словно ощущая опасность. Интересно, кто на этот раз — сын? Или дочь?

Отца подвели к плахе. Сыновья стояли неподвижно. Кажется, один тихо плакал. Лица их были невозмутимы. Отец встал на колени перед плахой. Леди Деорвин подозревала, что его придется держать, однако старый граф готов был встретить смерть бесстрашно и хладнокровно. Кажется, он что-то такое говорил о Сокровенной завесе, так что, должно быть, попросту не верил в то, что жизнь его оборвется безвозвратно.