Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

- Конечно! Теперь я думаю, - с важным видом продолжал Сергей Павлович наступать на брата, замечая с удивлением, что тот не шокирован и не обращается в бегство, - все это она сама и придумала, а только делает вид, что мысль о ее замужестве принадлежит Сане… Сама же подсказала ему… Подумала вслух, не замечая этого или нарочно. Вот такие дела!

Братья выбрались из универсама. Олег казался смущенным, но не пытался бежать. Он слегка щурился, высоко поднимая голову. Сергей Павлович испуганно поглядел на него и яснее, чем прежде, заметил, как поредели его волосы. Не только он сам, но и его младший брат, оказывается, уже немолод, и нет у него ни семьи, ни квартиры, и перспектив никаких… Грустно. И идут они к его бывшей жене, будто в ее руках их судьба. Насмешка какая-то.

По ту сторону Невы виднелся Смольнинский собор. День синел и сиял. У универмага “Юбилей” толпились люди. Саня появился с веселым лицом:

- Папа! Мама сказала, ничего не нужно. Праздники устраивать рано.

- Поздно? – переспросил Сергей Павлович.

- Рано!

Теперь Саня почувствовал неловкость перед дядей: ему казалось, что он его подвел и чуть ли не предал, так как его первоначальная идея хотя и была естественна, но ошибочна. Это была плодотворная ошибка, потому что без дяди Олега ничего бы не случилось: папа не забегал бы… вокруг мамы. Саня пошел рядом с дядей и даже просунул свою руку в его, как в детстве.

- Дядя Олег, - сказал он, - как бы хорошо, если бы папа и мама снова поженились, правда?

- Правда! – весело рассмеялся Олег Букин и поглядел в глаза племянника и брата: ах вы интриганы! – Вот идите одни, без меня, и попытайтесь все уладить. Желаю удачи!

Сергей Павлович, казалось, искренне возмутился:

- Вы что, смеетесь надо мной? – Но брата удерживать не стал, а лишь поспешил закурить.

Круг замкнулся.

Обед прошел мирно и весело. Саня то и дело говорил: “папа” или “мама”, соединяя в единое целое бывших супругов, проведших в разлуке и вражде десять лет жизни.

В какой-то момент, уйдя на кухню, Людмила Ефимовна позвала:

- Саня! Нет, Сережа, иди-как сюда! Помоги мне.

- Иду! – охотно отозвался Сергей Павлович, снисходительно улыбнувшись сыну, и первое, что он сделал, это обнял свою соломенную вдову, прося прощенья.

- Хорошо, хорошо, мы поговорим с тобой после, - отвечала поспешно Людмила Ефимовна, роняя – почти что нарочно – чашку из сервиза, хоть жалко ее было.

Снова усаживаясь за стол и разливая чай, Людмила Ефимовна подмигнула сыну. Саня все понял, но почему-то не обрадовался, а почувствовал большую неловкость. Он покраснел и поднялся.

- А можно, я чай буду пить потом?

- Можно. А что ты хочешь делать?

- Пройдусь немножко. На Неве люди с удочками стоят.

- Но ты ненадолго? – сказала Людмила Ефимовна.

Саню как ветром сдуло.

Бывшие супруги снова сошлись, словно успешно завершив бег по кругу в разные стороны в поисках счастья. Тут-то настали для Сани самые трудные годы из всех его детских и отроческих лет и скитаний. Теперь отец и мать, с которыми Саня привык иметь дело в отдельности, оба занялись им – и по многим причинам. Конечно, им довольно сложно было начинать совместную жизнь наново, и Саня служил громоотводом и посредником… К счастью, у него родилась сестренка, и внимание семьи переключилось на нее. Между тем Саня окончил школу и – в смутных мечтах стать не то кинорежиссером, не то сценаристом – пошел в киномеханики, чтобы просмотреть все наиболее интересные фильмы кадр за кадром много раз, а заодно иметь досуг для подготовки к конкурсным экзаменам. Он это сделал по совету дяди – вопреки намерению отца устроить сына в какой-то институт по знакомству.

Весной, еще до экзаменов, к которым Саня не очень-то готовился, его призвали в армию. Дядя считал, что и это хорошо: один его друг именно в армии взялся за ум и, имея стаж, запросто поступил в университет и даже с отличием его закончил. Сане служить было нетрудно (физически он был ловок и вынослив), но грустно. Странно, ему также бывало грустно, когда он выезжал со строительным отрядом в область или в Западную Сибирь. В непривычных условиях он не терялся, наоборот, он с легкостью переносил и усталость, и дождь, и жару, но грусть, большая, таинственная грусть, обволакивала его, как облаком, точнее – как бы тихим ясным светом. После армии, поступив учиться, Саня поселился в маминой квартире по Большеохтинскому проспекту и тоже оказался в непривычных условиях свободы и одиночества.