Таинственная история Билли Миллигана

Вслед за Хардингом на место для свидетелей вышла психолог Дороти Тернер. Она рассказала под присягой, что до суда встречалась с Билли практически ежедневно и проводила тесты на оценку интеллекта некоторых его личностей.

– И каковы были результаты? – спросил Голдсберри.

– У двоих коэффициент был 68 и 70. У одного получилась средняя цифра. Одна личность явно всех превосходила – коэффициент составил 130 баллов.

– Возможно ли, – поинтересовался Белинки, – симулировать подобную разницу?

– Это сделать никак нельзя, – Тернер явно злилась. – Я не сомневаюсь в том, что такой разрыв симулировать невозможно.

Согласно показаниям доктора Стэллы Кэролин, она независимо от других поставила такой же диагноз, что и Дороти Тернер, доктор Корнелия Уилбур и доктор Джордж Хардинг. Кэролин видела Миллигана в апреле, июне и июле этого года, и ей казалось, что он до сих пор находится в расщепленном состоянии.

– А что, если этим его проблемы не ограничиваются? – спросил Белинки.

– В первую очередь надо работать с множественной личностью, – ответила Кэролин. – Возможно, у него есть и другие психические отклонения, более того, у разных личностей могут быть различные заболевания, но в первую очередь надо решать именно эту всеобъемлющую задачу.

– Вы считаете, что его лечение в Афинах было надлежащим?

– Да.

Голдсберри продемонстрировал ей письмо Кола. Кивнув, она согласилась, что это минимальные требования.

После дачи показаний Хардингу, Кэролин и Тернер разрешили остаться в зале суда в качестве наблюдателей.

В пятнадцать минут четвертого Билли Миллигану впервые представилась возможность дать показания в собственную защиту.

Из-за наручников ему оказалось непросто положить левую руку на Библию и в то же время поднять правую. Пытаясь сделать это, он сильно изогнулся, но при этом продолжал улыбаться. Потом поклялся говорить правду и ничего, кроме правды, сел и поднял взгляд на судью.

– Мистер Миллиган, – начал судья Кинворзи, – должен вам сказать, что, несмотря на полученное вами право принять участие в данном судебном разбирательстве, мы не вынуждаем вас давать показания. Вы вправе хранить молчание.

Билли кивнул.

Алан Голдсберри начал предварительный допрос в своей обычной манере, мягко, но прицельно.

– Билли, ты помнишь, как выступал в этом же зале суда 12 октября?

– Да, помню.

– Хочу попросить тебя рассказать о лечении в государственной больнице Лаймы. Она включает лечение гипнозом?

– Нет.

– А групповую терапию?

– Нет.

– Музыкальную терапию?

Билли посмотрел на судью.

– Группу пациентов завели в зал с пианино и сказали посидеть. Терапевта не было. Мы просто провели там несколько часов.

– Ты хоть сколько-нибудь доверяешь доктору Милки? – продолжил Голдсберри.

– Нет. Он прописал мне стелазин. Мне от него стало хуже.

– Как бы ты характеризовал свое лечение?

– Когда меня только приняли, поместили в двадцать второе отделение. Психолог был со мной очень груб. Я уснул.

– Билли, когда ты впервые узнал о том, что ты – множественная личность?

– В больнице Хардинга. Тогда я просто поверил в это, а убедился наверняка, когда мне в Афинском центре психического здоровья показали видеозаписи.

– Билли, как ты думаешь, почему произошло расщепление?

– Из-за того что со мной делал отчим. Я хотел перестать быть собой. Не хотел больше быть Билли Миллиганом.

– Ты не мог бы на примере рассказать, что с тобой происходит в то время, когда личность расщеплена?

– Ну вот пример. Однажды стоял в своей квартире перед зеркалом и брился. У меня тогда были проблемы. Я только переехал в Коламбус и переживал из-за того, что ушел из дома со скандалом. Итак, я стоял, брился, и вдруг как будто погас свет. И стало очень спокойно. Потом я открыл глаза – и оказался в самолете. Я жутко перепугался. Я даже не знал, куда лечу, только когда самолет сел, понял, что я в Сан-Диего.

В зале стояла тишина. Судья слушал внимательно. Девушка, которая записывала слушание на пленку, смотрела на Миллигана с открытым ртом и распахнутыми от изумления глазами.

Дэвид Белинки начал перекрестный допрос.

– Билли, почему вы доверяете доктору Колу, а врачам из Лаймы – нет?

– К доктору Колу я проникся странным доверием с нашей первой встречи. В тот день, когда меня перевозили, руки сковали так, что ими было не пошевелить, – Миллиган поднял руки, демонстрируя, что сейчас наручники висят довольно свободно. – А доктор Кол наорал за это на полицейского, заставил снять. В общем, я сразу понял, что он за меня.

– Не лучше ли было бы, если бы вы содействовали терапии и в Лайме? – спросил Белинки.

– Сам себя я лечить не могу. Лечение в палате А похоже на купание овец – завели в воду все стадо, вывели. В Афинах у меня случался регресс, приходилось учиться исправлять положение. Там знают, как с этим работать, там не наказывают, а лечат. Вот это терапия.