Таинственная история заводного человека

— Войти в пасть дракона, — пробормотал Бёртон и сделал шаг. Что-то коснулось его сознания.

«Тебе полагается быть мертвым!» — прошипел голос внутри черепа. Бёртон явственно ощутил присутствие Блаватской.

— Мои извинения, — сказал он вслух, — и живой, и даже брыкаюсь. Я знал, что найду вас здесь.

«Позволь спросить тебя, май литл мэн, как ты меня нашел?»

— Несколько месяцев назад мне сказали, что всю «Венецию» арендовала какая-то особа. Это большой отель, значит, у этой особы должно быть просто невероятное число спутников. Но поскольку «Венеция» опрометчиво разместилась посреди Стрэнда, а Стрэнд — центр беспорядков, то вы понимаете, почему я решил, что все «развратники» находятся здесь вместе со своим неуловимым новым предводителем.

«Не все „развратники“, но очень многие, это правда. А теперь приди и стань пред лицем моим.[173] Заодно захвати с собой свою нелепую игрушку».

Бёртон стал спускаться по лестнице. Ступеньки были почти невидимы под плотной медиумической субстанцией, которая вязла и скользила под ботинками. Он аккуратно переставлял одну ногу за другой, стараясь не потерять равновесие; заводной человек следовал за ним. И всё это время Блаватская пыталась проникнуть в сознание Бёртона.

«Ну и ну! Ты стал намного сильнее, хани!»[174]

— Даже не пытайтесь вторгнуться в мой мозг, вы, русская ведьма! Неужели вы не поняли, что я очень многое узнал о вас именно тогда, когда вы сделали это в последний раз?

«Тогда ты знаешь, что мне не нужна твоя уязвимость».

— У вас тоже есть свои слабости.

«Неужели? Значит дуэль, господин Бёртон?»

— Как вам угодно.

«Как мне угодно? Да я предвкушаю это удовольствие! Ком ту ми, дарлинг,[175] ты найдешь меня в библиотеке на этом этаже».

Дойдя до лестничной площадки, Бёртон повернул налево — именно оттуда неслись эманации Блаватской — и прошел через открытые двойные двери в коридор. Эктоплазма превратила его в трубу, настолько узкую, что Бёртону и его механическому помощнику пришлось ползти на четвереньках. Температура резко упала. Уши сдавила зловещая тишина, словно он внезапно оглох; голову туманило странное ощущение отрешенности от времени. Туннель сузился еще больше, став мясистым и мокрым; теперь из него шло тошнотворное зеленое свечение. Бёртон лег на живот и, тихонько ругаясь, пополз дальше.

— Не собираетесь ли вы раздавить меня, мадам?

«Нет, май бой.[176] Позволь мне помочь тебе».

Из эктоплазмы начала сочиться светлая скользкая жидкость. Бёртон почувствовал, как заводной человек наткнулся на его ноги; туннель за ними внезапно сузился. Потом их обоих понесло вперед по скользкой трубе, скорость всё нарастала. Впереди возникло отверстие, по форме напоминающее сфинктер; Бёртона пронесло сквозь него и выбросило на пол помещения с высоким потолком; латунный человек грохнулся сверху. Какое-то время они лежали, сбившись в кучу, с них капала слизь.

— Проклятие! — пробормотал Бёртон. — Это как-то не очень достойно!

«Уэлкам,[177] господин Бёртон! Что это за устройство ты приволок?»

— Мой слуга, — ответил королевский агент, поднимаясь на ноги и оглядывая комнату. В голове прожурчал жидкий смешок:

«Очень хорошо, что ты его привел: на местный персонал невозможно положиться! Даже не помню, когда в последний раз видела здесь горничную или консьержку!»

Библиотека оказалась полностью похоронена под толстенными жилами сияющей эктоплазмы: они выползали вниз из большого пятна в центре потолка, вились по стенам, по полу и опять соединялись в середине, где образовывали узкий постамент три фута[178] в высоту. На нем был черный камень размером со сливу. Камень Тичборна. Южноамериканский Глаз Нага. Сверху алмаз поддерживали пальцы, сотканные из какой-то загадочной субстанции, и он издавал слабое гудение.

«Надеюсь, ты понимаешь, что я позволила твоему компаньону появиться здесь только из любопытства?»

— На это я и рассчитывал.

«Обычно такие механизмы вообще не работают в моем присутствии».

— Вы о себе слишком высокого мнения.

«Да неужели?»

Королевский агент обернулся к слуге и рявкнул:

— Возьми алмаз!

Латунный человек прыгнул к постаменту, потянулся к камню и замер, не в силах пошевелиться. С потолка раздался взрыв хохота.

— Дурачок! — воскликнула Блаватская глубоким зычным голосом. — Неужели ты думал, что можешь бросить мне вызов при помощи этой заводной игрушки?

Она лежала прямо над постаментом: обнаженная, обвитая потоками эктоплазмы коренастая женщина средних лет, с руками, вытянутыми горизонтально. Куски ее черепа треснули и свободно повисли, словно яичная скорлупа, разбитая изнутри; из отверстия выпячивался непомерно раздутый мозг. Тонкие полоски сморщенной серой субстанции, обвитые ее длинными волосами, свисали вниз и касались алмаза. Черные бездонные глаза впились в Бёртона, словно булавки в пойманного мотылька: они глядели на него так пристально, что, казалось, вот-вот высосут всю его душу.