— Их очень много, а наши охранники дали деру! — сообщил Хёрн, вернувшийся из разведки. Он едва переводил дух. — Я пару раз выстрелил в толпу, но запутался в веревках от палаток. И какой-то огромный сомалиец замахнулся на меня здоровой дубиной. Я пустил в негодяя пулю! Строян или убит, или без сознания; я не смог добраться до него.
Вдруг что-то ударило по стене палатки. Потом еще и еще, и вот уже целый вал страшных ударов обрушился на полотно; дикие крики неслись со всех сторон. Нападавшие роились вокруг, как шершни. Сквозь вход полетели дротики, в парусину вонзились ножи.
— Бисмалла! — завопил Бёртон. — Надо срочно добраться до боеприпасов и вооружиться как следует. У задней стенки к шесту привязаны копья. Давай их сюда!
— Слушаюсь, сэр! — ответил Хёрн, метнувшись в заднюю часть палатки. Потом закричал оттуда: — Эти гады режут брезент!
Бёртон выругался.
— Если палатка обрушится, мы будем, как котята в мешке! Все наружу! Быстро!
И он вылетел из палатки в африканскую ночь, где его поджидали человек двадцать туземцев. Остальные шныряли по лагерю, угоняя верблюдов и грабя припасы. Бёртон с криком бросился в гущу сомалийцев, орудуя саблей.
Не лейтенант ли Строян лежит там, в тени? С этого места было не видно. Бёртон с трудом прорубил себе дорогу к лежащей ничком фигуре, вопя от боли каждый раз, когда получал удар дубиной или древком копья; из ран его сочилась кровь.
Черт, где остальные? Он бросил мгновенный взгляд назад и увидел, что Спик пятится к палатке, его рот раскрыт, а в глазах ужас и паника.
— Стой! Ни шагу назад! — заорал Бёртон. — Иначе они решат, что мы отступаем!
Спик посмотрел на него непонимающим диким взглядом, и именно тогда, в пылу сражения, их дружбе пришел конец, потому что Джон Хеннинг Спик понял: его считают трусом.
В тот же миг дубина ударила Бёртона в плечо. Он повернулся и, не вглядываясь, наотмашь полоснул нападавшего. Бёртон метался взад-вперед, как затравленный зверь, и размахивал саблей. Чьи-то руки схватили его за спину. Он резко обернулся, подымая саблю, и в самый последний миг узнал Эль-Балюза.
Рука с саблей замерла на полпути. И тут голова его словно взорвалась от боли. Какая-то тяжесть ударила его в бок и швырнула на каменистую землю. Пронзенный болью, Бёртон не сразу понял, что произошло: заостренный дротик впился ему в левую щеку, прошел насквозь и вышел из правой, выбив несколько зубов, порезав язык и раскрошив нёбо.
Он изо всех сил цеплялся за сознание, но оно уплывало.
Боль.
Мокрая тряпка на лбу. Под ним сухие простыни.
Бёртон открыл глаза. Над ним стоял Алджернон Суинберн и ухмылялся:
— Ночной кошмар, Ричард. Тот самый.
Бёртон подвигал языком во рту. Сухо, крови нет.
— Воды, — прохрипел он.
Суинберн потянулся к прикроватному столику:
— Сейчас.
Бёртон заставил себя сесть, взял предложенный стакан и жадно осушил. Его друг взбил подушки, и Бёртон снова лег, чувствуя тепло, уют и бесконечную слабость. Он находился в своей собственной спальне на Монтегю-плейс, 14.
— Это была очень плохая атака, — сообщил Суинберн. — Я имею в виду малярию, а не события в Бербере, — с усмешкой добавил он.
— Всегда тот же самый проклятый сон! — буркнул Бёртон.
— Но ведь тут нечему удивляться, верно? — заметил Суинберн. — Ночные кошмары будут мучить любого, кому проткнут дротиком харю.
— Давно?
— Атака в Бербере?
— Давно я без сознания, чертов клоун?
— Пять дней у тебя была лихорадка, а потом ты еще три дня спал без просыпу. Доктор Штайнхауэзер заглядывал каждые несколько часов и давал тебе дозу хинина. И еще мы дважды в день вливали в тебя куриный бульон, хотя я очень сомневаюсь, что ты это помнишь.
— Не помню. Последнее воспоминание — Брюнель в монастыре. Восемь дней! А что с тобой? В последний раз, когда я тебя видел, ты кувыркался между деревьями.
— Да, треклятый лебедь оказался непокорным мерзавцем. Потом я кликнул эскадрон констеблей, и мы притащили фургон в Скотланд-Ярд. Только зря потратили время: там не было никаких отпечатков пальцев и вообще ничего связанного ни с ограблением Брандльуида, ни с Брюнелем и его заводными людьми. В общем, пока хирург из Скотланд-Ярда занимался моими порезами и ушибами, приплелись Уильям Траунс, Герберт Спенсер и констебль Бхатти, точно в том же виде, что и я. Мы знали, что ты должен послать нам весточку, поэтому, после того как нас перевязали, утешили, потрепали по головке и пожелали счастья, мы отправились в офис Траунса, сели у огня и стали ждать. Потом прилетела Покс и передала твое сообщение. Мы собрали констеблей и на паросипедах отправились в Крауч-Энд. Ты валялся в монастыре без сознания, рядом с тобой лежали бриллианты. И ни малейшего следа Изамбарда Кингдома Брюнеля.
— Вы нашли одно из устройств Бэббиджа? На пьедестале.
— Да, Траунс забрал его как улику. Бриллианты вернули Брандльуиду. Нельзя сказать, однако, что он запрыгал от счастья: оказалось, что Брюнель подменил несколько камней.
— Черные? Поющие Камни Франсуа Гарнье?
— Да. Откуда ты знаешь?