Таинственная карта

Относительно компактный (всего-то 400 с небольшим страниц) роман молодой москвички Дарьи Бобылёвой вышел в успешной хоррор-серии «Самая страшная книга», однако по-настоящему страшным его не назовешь – скорее уж дремотно-затягивающим, фольклорно-сказовым, баюкающе-напевным. Перенакладывая две реальности – до мелочей узнаваемую реальность старого дачного поселка с его пыльным уютом и заросшими грядками с одной стороны, и реальность жутковатой народной сказки с другой, Бобылёва не столько пугает, сколько сдвигает привычную нам рамку восприятия, показывая, насколько иррационален и непознаваем мир, который мы привыкли считать понятным и предсказуемым, насколько иллюзорна и проницаема граница между светлой и темной его сторонами.

Ночной взгляд [19]

Мир страшных рассказов Дарьи Бобылёвой строго логичен и живет по четким, раз и навсегда установленным формальным правилам. Если сказать вампиру-невидимке, присосавшемуся к человеку в московской подземке, «Я тебя вижу» – он в ужасе исчезнет, бросив свою добычу («Тот, кто водится в метро»). Если вовремя подкармливать хлебом и молоком живущего в простенке старой московской коммуналки Забытого Человека, он перестанет вредить домочадцам и вообще немного успокоится («Забытый человек»). Если человек смотрит на тебя так, будто хочет тебя съесть, он, скорее всего, в самом деле этого хочет («Ночной взгляд»). Ну, и, конечно же, при обращении с куклами – не так важно, фабричными или самодельными, – очень важно соблюдать технику безопасности, а то мало ли что («Старшая сестра», «Петрушкин лог»).

Проблема в том, что законы этого мира писаны не людьми, не для людей, и вообще люди в нем – персонажи второстепенные. Они неважны настолько, что их даже не потрудились проинформировать об этих извечных установлениях. Впрочем, незнание правил, конечно же, не освобождает глупых и самонадеянных людишек, возомнивших о себе невесть что, от самой суровой ответственности за вольные или невольные их нарушения. Именно это непривычное осознание собственной маргинальности, неожиданное понимание, что человеческое место в стройном и структурированном мире древних материй и энергий – не просто не центральное, а какое-то унизительно неприметное, порождает очень сильный читательский дискомфорт, а вместе с ним – сладкий, затягивающий ужас.

Ту же схему вселенной со смещенным центром, привнесенную в отечественную литературу еще братьями Стругацкими в «Пикнике на обочине», Дарья Бобылёва уже протестировала в романе «Вьюрки». Однако если там у мистических проблем, обрушившихся на внезапно изолировавшийся от мира дачный поселок, в конце концов обнаруживалась единая причина, некий глобальный метафизический сбой, при обнаружении и устранении которого гармония восстанавливалась, то в «Ночном взгляде» этого утешения читателю не предлагается. Люди – крошечные букашки, слепо суетящиеся в опасной близости от неумолимо вращающихся шестеренок, о существовании и принципах работы которых они (за редчайшими исключениями) даже не подозревают. Возможности разобраться во всей этой сложнейшей космической механике нет, а значит, нет и надежды научиться уворачиваться хотя бы от самых опасных деталей.

Однако оборотной стороной ощущения тотальной человеческой беспомощности, густо разлитого по страницам прозы Дарьи Бобылёвой, парадоксальным образом становится уютное, детское (или, если угодно, религиозное) чувство «мы маленькие, от нас ничего не зависит, за нас всё решат большие и сильные, у которых есть план и которые знают, как надо». Именно эта причудливая дихотомия ужаса и уюта, опасности и надежности и является фирменным приемом Дарьи Бобылёвой, эффектным и эффективным одновременно, и сейчас, после выхода «Ночного взгляда», об этом можно говорить со всей уверенностью. Как и о появлении на российском литературном горизонте нового яркого автора с собственным выразительным, узнаваемым голосом.

Ребекка Куанг Опиумная война [20]

При поверхностном взгляде «Опиумная война» выглядит коллекцией всех мыслимых штампов, причем как издательски-маркетинговых, так и сугубо литературных. Юная эмигрантка в первом поколении (на момент публикации романа Ребекке Куанг было всего двадцать два года), несуразно огромная для дебюта цифра издательского аванса, этническое фэнтези как жанр, трилогия как способ организации текста и сильная героиня как его смысловой стержень… В общем, стандартный набор всех выигрышных с точки зрения американского рынка компонентов, в девяти случаях из десяти маркирующий стопроцентную пустышку.

К счастью для читателя, «Опиумная война» – тот самый десятый случай и чудесное (иначе не скажешь) исключение из всех правил.