Таинственная надпись

— Пан Антек, прошу не горячиться, — все тем же медовым голосом заговорил капитан Вагнер. — Нужно дать господину доктору подумать, у нас есть время, мы можем подождать…

— А мне, к сожалению, некогда… Меня ждут больные, — сказал Корней Прокофьевич и неторопливо начал одеваться.

Капитан сделал знак рукой. Двое полицейских, которые топтались у порога, схватили доктора. Вагнер подошел к Корнею Прокофьевичу, стал его ощупывать.

Корней Прокофьевич показал глазами Людмиле Андреевне на желтый саквояжик, что стоял на скамье. Та незаметным движением сбросила с плеч платок, чтобы прикрыть саквояжик. Антек, внезапно обернувшись, заметил это.

— А ну, покажи, что ты там прячешь! — заревел он, срывая платок. Он увидел саквояжик, дрожа, как в лихорадке, раскрыл, достал пухлую рукопись и вслух прочел надпись на обложке: «Мои суждения относительно получения и лечебного применения антикохеина».

— А это что? А? — ткнул Антек рукопись в лицо Корнею Прокофьевичу.

Доктор молчал, только глаза его гневно пылали.

— Теперь ты нам не нужен! Расстрелять! — отдал приказ Антек.

— Нет, он еще может быть полезным, — возразил капитан Вагнер. — Возьмем его с собой.

— Вы не имеете права забирать бумаги доктора! — попробовала протестовать Людмила Андреевна. — Отдайте!

Антек грубо оттолкнул женщину и обратился к капитану Вагнеру:

— Зачем он нам? Разве вы не знаете этих людей? Доктор вам все равно ничего не скажет, хоть вы его озолотите. Наоборот, при первой же возможности он сожжет свою рукопись. А ведь в рукописи есть

все, что нам нужно, смотрите: «Природные условия произрастания грибка», «Разведение грибка», «Как получить препарат».

— Ладно! — махнул рукой капитан Вагнер. — Делайте с ним, что вам угодно. Дайте мне эту рукопись.

* * *

Со всех концов деревни к избе учительницы сбегались люди.

— Палачи, людоеды… Такого человека загубили! — слышались взволнованные голоса крестьян.

Тело Корнея Прокофьевича внесли в горницу. Рядом с ним положили и двоих партизан, которые погибли в неравной схватке с полицейскими. Голосили женщины, скорбно молчали старики.

— За что это они его? — допытывались у учительницы.

— Не хотел отдать им свое изобретение…

— Надо бы партизанам сообщить, — предложил кто-то.

— Обязательно! И сейчас же! — спохватилась Людмила Андреевна. — Они же его желтый саквояжик с бумагами забрали. Такие важные бумаги!

— Я побегу к партизанам. Я сообщу, — вышла вперед Таня, внучка деда Ивана, маленькая девчушка с тонкой шеей и вздернутым носиком. Она была теперь связкой, заменив Степу, который находился в отряде.

— А ты их найдешь? — строго спросил дед Иван.

— Найду.

— Пусть идет, — заговорили люди.

— Она бедовая — сыщет.

Дед Иван был недоволен внучкой: надо же так неосторожно проговориться, что она знает, где находится партизанский отряд! «Ох и задам же я ей, как вернется», — подумал дед Иван, а вслух сказал:

— Ну так беги скорей! И Таня побежала.

САКВОЯЖИК В РУКАХ У ТАНИ

Таня стала связной не сразу, а только после того, как доказала свою смекалку и выдержку. Она помогла Степе выведать, кого из сельчан староста наметил отправить в Германию. Когда гитлеровцы приехали за «рабочей силой», никого из числа намеченных в их списках в деревне не оказалось. Все они куда-то исчезли. Гитлеровцы разъярились, схватили старосту и увезли с собой. Больше он в деревне не появлялся.

Шестнадцать человек были спасены от немецкой каторги. Степа на расспросы, как ему удалось пронюхать про списки, неизменно отвечал:

— Я тут ни при чем, это все Танюшка. А дело было вот как.

Батька Мирон поручил Степе проверить, что представляет собою староста, который за глаза всегда бранил немцев и в то же время старательно выполнял их приказы. Степа тогда еще жил в деревне, однако был не только связным, но и разведчиком. Он часто ходил по заданию в районный центр, иной раз целыми днями сидел в кустах на перекрестке дорог, наблюдал, сколько проходило за день машин, с какими грузами, а потом обо всем этом докладывал батьке Мирону.

Однажды под вечер в Ляховцы приехал начальник полиции. Зайдя в избу к старосте, он долго о чем-то говорил с ним. Степа и Таня, прокравшись к окну, прислушивались изо всех сил, но разобрать, о чем шел разговор, им так и не удалось.

Антек уехал. Проводив его, староста вернулся в избу, достал из шкафа ученическую тетрадь, вырвал из нее два листа и положил на стол перед собой. Потом взял карандаш и задумался.

— Писать что-то будет, — шепнула Таня. Она стояла у Степы на плечах и заглядывала поверх занавески. — Бумагу разложил…

— Вот бы узнать, что там такое…

— А это можно, — вдруг шепнула Таня. — Давай сделаем так: как только он кончит писать, ты позови его во двор, придумай что-нибудь. А я через окно залезу и посмотрю, что он писал.

— Ладно, — согласился Степа.

Они, не отрывая глаз, следили за каждым движением старосты. Он долго что-то думал, а потом принялся писать. Грамотей он, видно, был не ахти какой и писал медленно, выводя каждую букву. Добрый час пришлось дожидаться ребятам, пока он кончил.

Тогда Степа обошел дом и настойчиво постучал в дверь.