Таинственная невеста

— Ваше собственное платье подало мне эту мысль. Вы сами сказали, как трудно было подготовить траурное платье после смерти вашей матушки. Лавки закрыты. У купцов материи нет — все дороги перерезаны войной. Пришлось искать в сундуке. Ваше платье перешито из старого. Тогда как платье Елены Карловны, которое она надела после смерти свекрови, — новое, сшито в Москве, в мастерской на Кузнецком Мосту. Вы знаете, как сейчас выглядит Москва? Конечно, нет. Слава богу. Но догадываетесь, верно?

Татьяна опять принялась собирать и распускать складки подола.

— Я не силен в дамских туалетах, но когда Москва была занята французами и сожжена, знаю. Платье Елены Карловны могло быть сшито только до сдачи города и пожара. Ваша матушка тогда была жива и здорова.

— Не понимаю. Она… Елена Карловна… Она же не могла знать, что матушка скоро…

— Сударыня, о чем я вам и толкую. Это был траур не по свекрови. Жена вашего брата заказала себе траурное платье в Москве, когда овдовела. Тогда же она решила поехать к свекрови, то есть в Энск.

— Какая-то дьявольщина…

— Здесь я согласен с вами полностью. Эта особа придумала хитроумный, холодный, бездушный — поистине дьявольский план.

— Но Елена Карловна…

— Эта особа — не Елена Карловна. Ваша невестка, Елена Карловна Юхнова, умерла в номере трактира на пути сюда.

— Но тогда она… эта дама…

— Горничная вашей невестки.

Татьяна вскочила, сжала виски. Начала ходить туда-сюда.

— Какое-то безумие.

Мурин тоже вынужден был встать.

— Не такое уж безумие. После смерти госпожи она уложила ее вещи и тут же выехала, чтобы продолжить путь — уже как госпожа Юхнова. Имя она присвоила себе так же, как и платья. Они, правда, были сшиты по мерке госпожи и на другой даме сидели слегка не так, как полагается. Но кого это волнует, кроме завистниц? А если кто и обратил бы внимание на то, что на этой Елене Карловне туалеты сидят кривовато, то подумал бы перво-наперво, что дамы полнеют, худеют, и так далее. О нет, ею руководило не безумие. Расчет был простым и верным. В разоренной движениями войск губернии никто раньше не видел настоящую Елену Карловну…

Татьяна вдруг остановилась. Глаза ее округлились. И вдруг она захохотала.

«Господи, не припадок ли у ней», — забеспокоился Мурин.

Татьяна прижала руку ко рту, умолкла, но прыснула опять. Посмотрела на Мурина виновато и весело. Опустила руку.

— Бог мой. Господин Мурин. Как же никто не видел? Как же — никто?

Теперь она успокоилась. Естественность вернулась к ней. Ровным, даже любезным тоном Татьяна произнесла:

— Елену Карловну раньше видела я.

— Вы?!

— Так же, как вижу сейчас вас. Только она тогда была совсем девочкой-подростком. Она училась в пансионе. Том же, где и я, но не в моем классе, а младшем — вместе с Поленькой. Я тогда с ней не была знакома. Старшие, знаете ли, обычно не обращают внимания на мальков. Но спутать ее я не могла: ее красота уже тогда привлекала взоры. Думаю, тогда Елена и познакомилась с моим братом Егором. Матушка и братья приезжали навестить меня. Возможно, тогда между будущими супругами и зародилась симпатия. Вы спросили, не вызвала ли Елена Карловна у меня подозрений. Сударь, мой ответ: нет, ни в коем случае.

Мурин нахмурился.

Ее слова не поколебали его уверенности — его чутья. Но и отбросить их было невозможно. «Не мог же я ошибиться…»

— Сударыня, вы уверены в вашей памяти?

— Вижу, в ней не уверены вы.

— Простите, я лишь…

— Хотите, позовем Поленьку и спросим?

Не дожидаясь его ответа, Татьяна позвонила в колокольчик. Явился лакей.

— Осип, позови Поленьку немедленно.

Тот с поклоном удалился.

Татьяна покачала головой. Взгляд ее стал строгим.

— Признаюсь, господин Мурин, не могу сказать, что оценила смелость ваших мыслей в такой день, когда мы узнали о гибели нашего брата…

Но дверь приоткрылась. Тихо вошла Поленька. Руки у нее были сложены коробочкой. Взгляд робко и вопросительно окинул Татьяну, потом Мурина. Брови ее чуть сдвинулись, плечи напряглись. Видно, решила, что Мурин нажаловался из-за сделанных ею намеков.

— Поленька, милая, ты помнишь Елену Карловну в пансионе?

По лицу воспитанницы пробежало легкое удивление:

— Да!

— Вы учились в одном классе, не так ли?

— Верно.

— Хорошо она училась, не помнишь?

Удивление на лице Поленьки проступило яснее. Она не вполне понимала, какое значение баллы малолетней Елены Карловны могли иметь для Татьяны Борисовны.

— Она дурно успевала по математике, но была на отличном счету по чистописанию и Закону Божьему.

Татьяна Борисовна поверх ее головы сделала Мурину большие глаза: мол, видали? — а я что говорила!

Тот был решительно в замешательстве. Татьяна торжествующе усмехнулась и отослала сироту:

— Благодарю, Поленька. Это все.

Дождалась, пока она выйдет и закроет дверь, и только тогда снова обернулась к Мурину.

— Ваши намеки возмутили меня до глубины души, господин Мурин. И я взяла на себя труд подробно ответить на ваши вопросы только потому, что это должно прекратиться здесь и сейчас. Вы слышите? Здесь. И окончательно.

— Татьяна Борисовна, ваше душевное благородство…