Таинственная река

Шон помнил, что двести шестнадцать лет назад здесь была построена первая тюрьма, располагавшаяся по берегам канала, который благодаря этому и получил в конечном счете свое название. Первыми поселенцами в Бакингеме были тюремщики и члены их семей, а также жены и дети тех, кто сидел за решеткой. В этом месте никогда не царило спокойствие. Когда заключенные освобождались, они часто были слишком усталыми или слишком старыми, чтобы ехать куда-то, и Бакингем вскоре приобрел известность свалки человеческих отбросов. Вдоль грязных улиц как грибы выросли многочисленные питейные заведения, а тюремщики обосновались по холмам, то есть, если говорить точно, построили свои дома в Округе и смогли таким образом снова наблюдать за жизнью людей, которых они прежде загоняли в камеры. В 1800-м году разразился скотоводческий бум, и множество скотобоен появилось там, где сейчас проходит автострада: по обеим сторонам Сидней-авеню были проложены пути железной дороги, которая разгрузила улицы, ведущие к центру, откуда сейчас брало начало парадное шествие. И поколения заключенных и работников скотобоен вместе со своими отпрысками трудились над тем, чтобы продвинуть район «Квартир» дальше, вплотную к скотопрогонным полосам. Тюрьма была закрыта в соответствии с программой какого-то ныне забытого движения за реформирование; скотоводческий бум сошел на нет, и лишь питейные заведения продолжали появляться и украшать собой улицы. За волной ирландских иммигрантов нахлынула волна иммигрантов из Италии, которых было почти вдвое больше, чем ирландцев; утром вагоны железной дороги, перешедшей на электрическую тягу, нагруженные рабочей силой, устремлялись в город, а на исходе дня возвращались сюда. А куда еще им было возвращаться, если они построили здесь свое поселение, они знали, чего там надо было опасаться и чему радоваться, и, главное, они не удивлялись ничему, что бы там ни случалось. На все была своя логика: на коррупцию, на кровопролития, на потасовки в барах, на игру в стикбол [35], на занятия любовью по утрам в воскресенье. Их логика была непостижимой для других; в этом-то все и дело. Никто не был здесь желанным гостем…

Лорен склонилась к Шону, положив голову ему на грудь и уперевшись макушкой в его подбородок. Шон всеми фибрами души чувствовал одолевающие ее сомнения; ей надо было восстановить свою веру в него.

— Ты сильно испугался, — спросила она, — когда этот мальчишка наставил на тебя пистолет?

— Говорить правду?

— Конечно, пожалуйста.

— Чуть не потерял контроль над мочевым пузырем.

Она отняла голову от его подбородка и посмотрела на него снизу вверх.

— Я серьезно.

— Так оно и было.

— А ты подумал обо мне?

— Подумал, — ответил он. — Подумал о вас обеих.

— И что ты подумал?

— Я подумал о том, — сказал он, — о чем и сейчас думаю.

— О параде и обо всем прочем?

Он кивнул.

Она поцеловала его в шею.

— Дорогой мой, ты хороший мешок с дерьмом, но как это мило, что ты говоришь правду и не лукавишь.

— Конечно, не лукавлю, — подтвердил он. — Все правда и только правда.

Она посмотрела на Нору.

— У нее твои глаза.

— И твой нос.

Лорен, пристально глядя на спящего ребенка, сказала:

— Я надеюсь, что все будет хорошо.

— Я тоже, — произнес Шон, целуя ее.

Они снова прислонились к стене. Плотная толпа людей плыла по тротуару мимо них и из нее вдруг появилась Селеста. Ее лицо было мертвенно-бледным, волосы спутаны и усыпаны перхотью; сплетя пальцы рук, она тянула их в стороны, словно пытаясь оторвать от ладоней.

Часто мигая глазами, она посмотрела на Шона.

— Здравствуйте, инспектор Девайн, — сказала она.

У Селесты был такой вид, что она вот-вот свалится на землю, поэтому Шон вытянул вперед руку, надеясь в случае необходимости поддержать ее.

— Здравствуйте, Селеста. Называйте меня просто Шон. Так будет лучше.

Она пожала протянутую руку. Ее ладонь была липкая и вялая, пальцы горячими, и она отдернула свою руку, едва коснувшись руки Шона.

— Это Лорен, моя жена, — сказал Шон.

— Здравствуйте, — Лорен с улыбкой посмотрела на Селесту.

— Здравствуйте.

Наступила короткая пауза, никто не знал, что и о чем еще можно сказать. Они стояли молча и чувство неловкости и отчужденности между ними нарастало с каждым мгновением. Селеста пристально смотрела на противоположную сторону улицы. Шон посмотрел в том же направлении и увидел Джимми, стоявшего рядом с Аннабет, которую он нежно обнимал за талию. У обоих были сияющие лица, как раз под стать ясному дню, вокруг них теснились друзья и родственники. Они выглядели так, как будто в будущем им не грозят уже никакие потери.

Взгляд Джимми скользнул по лицам Селесты и Шона. Он приветствовал их едва заметным кивком головы, на который Шон ответил точно также.

— Он убил моего мужа, — сказала Селеста.

Шон почувствовал, как Лорен снова приникла к нему.

— Я знаю, — ответил он. — Но я не могу пока этого доказать, хотя я это знаю.

— А вы сможете?

— Что?

— Доказать это, — пояснила она.

— Я буду стараться, Селеста. Клянусь Богом.

Селеста, устремив взгляд вдоль улицы, принялась с каким-то тупым неистовством чесать голову, словно ее допекли насекомые.