Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках

Тушинский с Татьяной лежали голыми в постели и наслаждались. Они только что исполнили свои супружеские обязанности и теперь млели друг к другу людскою лаской, поглаживали супружеские волосы, немного теребили ушки, подцеловывали чуть-чуть увядшие локотки. Какая все-таки прелесть эти супружеские обязанности, думал поэт. Спасибо, Господь, что одарил нас таким сладким ярмом. Вот Танька, такая злюка, такая агава, а когда приступает к супружеским обязанностям, превращается в кису-ласку. Только почему-то без хвоста. Это жаль, хвост бы не помешал. В принципе, это такая дивная обязанность, что ее как-то невольно хочется распространить и на других женщин в округе. Вот, скажем, здесь, в Коктебеле, женщины под солнцем так хорошеют, что невольно хочется возлечь с ними для исполнения, ну, не супружеских, но каких-то дружеских мужских обязанностей. Почему не возлечь, например, с бывшей женой Нэлкой, ведь она так хороша, или даже с женами друзей, ну, конечно, не со всеми сразу, а поодиночке, по мере развития вот таких сиест, вот такого невинного сибаритства, которого наш народ исторически был начисто лишен, ну, например, с Анкой, с Миркой, с Фоской Великолепной, с Любой, не говоря уже о таких блистательных гетерах, как Милка и Ралисса, как внезапно вспыхнувшая Антошина муза, как ее, ну конечно — Катя Человекова, и конечно же никогда не терять из виду, не обделять лаской мою страдальческую Зарю — ну почему?

Он был в великолепном настроении. Утром, когда все поехали на базар, хорошо поработал над антиимпериалистическим циклом, потом пошел, вытащил из палатки Зарю, погуляли вдвоем в роще у отрогов хребта, сейчас вот с блеском выполнил супружеские обязанности, а вечером предстоит парад Львов, которых все-таки удалось уберечь от посягновений местной дурацкой администрации, а потом тройной день рождения у костра.

Ну что за тип этот Янка, удивлялась жена, кажется весь уже выложился, а все о бабах думает. Она потянула его за нос, а он в ответ нежно пощипал ее пупок.

— Вставай, вставай, моя Клеопатра! Ведь у нас сегодня тройной день рождения!

— А почему же тройной, а не четверной, Янк? — притворно удивилась она. — Ведь и у тебя сегодня день рождения. Ну что ты так притворяешься, Янк? Ведь твой настоящий день рождения не первого мая, а двадцатого августа. Ведь мне Елизавета Евстафьевна рассказала, что когда тебе годик в метрике меняли, поменяли и день.

— Ох, какая ты все-таки ехидина, Танюшка, ох-ох, какая лиса!

— Так все-таки кто я? Ехидина или лиса?

— Ехидиновидная лиса, или, вернее, лисоподобная ехидина.

Завершая свои супружеские обязанности, он думал: ну почему человеку не иметь двух дней рождения? Один открытый, со всем народом, а второй интимный — ну почему?

Вернувшись из Феодосии, Ваксоны нашли своего сына Дельфа за весьма серьезным занятием. Вооружившись ножницами, юнец орудовал с всесоюзным журналом «Огонек».

— Что ты делаешь, Дельф? — спросила Мирка.

— Да вот тут Барлахский принес папаше подарок ко дню рождения, — басовито ответил Дельф. И показал на прислоненный к стене довольно большой портрет отца научного коммунизма Карла Маркса. Бросалась в глаза золоченая рама, вполне годная для популярной репродукции «Аленушка».

— Довольно дурацкая шутка со стороны Барлахского, — высказалась Мирка.

— А мне нравится, — высказался Ваксон.

— Тебе всегда нравится то, что мне не нравится, — резюмировала жена с каким-то отдаленным смыслом.

Ваксон пожал плечами.

— Обратимся к третейскому судье. Дельф, тебе нравится этот портрет?

Мальчик завершал свою работу: он вырезал красочный орден с обложки «Огонька».

— Согласен с папашей. Мне нравится этот профессор. Хочу наградить его орденом.

И он примерил орден Ленина к лацкану «профессорского» сюртука.

— Браво! Браво! — закричали тут оба родителя.

Этот портрет уехал с ними в Москву и некоторое время висел в квартире. Гости и посетители удивлялись: чего это вы Маркса повесили? Почти никого не удивил орден Ленина на груди у родоначальника коммунизма.