Таинственная суть природного творения – судьбы извилистая нить

Корякин вернулся доложить прапорщику о результатах разведки, а Александр зашел в следующий двор. Вот тут-то и случилась история с продолжением. Окна в доме не были забиты, а дверь была распахнута. Александр, почувствовав неладное, замер на пороге, прислушиваясь и сжимая в руке взведенный револьвер. Однако, ни один посторонний звук не нарушал гнетущую тишину. Емельянов осторожно вошел в горницу. Картина поражала своей ужасающей простотой и откровенностью.

Нет, вы, наверное, не о том подумали, дорогие читатели. Посреди комнаты стоял большой стол. На полу лежал молодой поручик с простреленной головой и револьвером в руке, а с другой стороны стола лежал еще один труп, лицом вниз. Видно было, что перед смертью он пытался ползти, поскольку на полу остался след засохшей крови. Характерный запашок говорил, что драма произошла дня три – четыре назад. За полтора года Александр навидался всякого и мертвые тела давно уже не приводили его в шоковое состояние. В шок его привело то, что лежало на столе. Стол был просто завален золотыми монетами, всевозможными женскими украшениями: кольца, перстни, серьги, и еще всякими финтифлюшками, названия которым он не знал.

Дальше Александр действовал, как говориться, по наитию. Как будто, кто-то очень разумный отдавал ему приказы, а он беспрекословно их выполнял: взял, валявшийся на лавке, пустой вещмешок и смел в него все, что лежало на столе. Мешок стал довольно увесистым и Александр, забросив его за плечо, вышел со двора. Только отправился он не в сторону своих товарищей, а в противоположную, в другой конец деревни, где продолжалась проселочная дорога. На обочине дороги стояла огромная одинокая сосна. Вот прямо к ней и отправился Александр Емельянов, в одночасье превратившийся в графа Монте-Кристо. Подойдя к сосне, прямо на уровне своего роста он увидел внушительное дупло. Далее, без малейших колебаний, он снял с плеча мешок и бросил его в дупло. Затем он быстрым шагом отправился обратно в тот же дом.

Ротный уже привел своих бойцов в деревню и находился в том же доме, наблюдая ту же картину, что и Александр полчаса тому назад, только стол был совершенно пуст. Вдруг прапорщик подобрал с пола золотую монету, подбросил ее в воздух, ловко поймал и опустил в свой карман.

– Люди гибнут за металл, – пропел он известную арию, правда, тенором, а не басом. – Идем, Емельянов, подыщем другой дом для отдыха, – продолжил прапорщик.

Убитых похоронили за деревней и даже поставили кресты, и таблички с именами приладили. Документы убитых были при них. Александр не запомнил их имена, много было таких похорон за последние полтора года. Своих-то товарищей он, конечно, помнил, а чужих всех не упомнишь. Позади тысячи километров, впереди бог весть сколько, но одно он знал точно: с чужим богатством в своем вещмешке жизнь станет очень короткой, а без оного он никому в этой жизни не интересен, за исключением своей семьи.

Рота, вернее, остатки роты прапорщика Мясникова, на другой день покинула деревню и через несколько дней присоединилась к своему полку. В конце зимы Леонид Корякин получил ранение в ногу, и его дружок Александр Емельянов довез его до хабаровской больницы. Осколок снаряда застрял в икроножной мышце. Усталый, почти до невменяемости хирург, осколок достал, а медсестра обработала рану и перебинтовала. Воевать дальше Корякин не мог, а Емельянов уже ясно осознал бесполезность дальнейшей борьбы с большевиками, но отправился не в Харбин, как некоторые его сотоварищи, а назад в Вяльск. Вдвоем с Леонидом они два месяца добирались до дома, где каждого ждала семья. Им повезло, удалось добраться незамеченными новой властью.

И началась у Александра Емельянова мирная жизнь при советской власти. И поскольку ни в каких антисоветских деяниях он уличен не был, органы внутренних дел им тоже не заинтересовались. В политические дискуссии он не вступал, а тихо и мирно работал слесарем на сталелитейном заводе, а после работы, дома, садился за верстак и ремонтировал обувь, поскольку еще в старорежимное время занимался этим ремеслом. Это занятие тоже приносило доход, который был просто необходим в то непростое время. Ведь кроме своей семьи, где было два ребенка, приходилось воспитывать еще и двух племянниц.

О том происшествии в глухой забайкальской деревне он вспоминал все реже. Ну не хотел он туда возвращаться. Слишком много ссыльного народа отправляли в Сибирь, и вывезти в одиночку сказочные сокровища было нереально. Посвящать кого-либо в эту тайну он тоже не собирался, сразу перед глазами вставала картина: куча золота на столе и два трупа под столом. Но язык иногда зудел, ведь так и пропадет добро! И вот, чтоб добро не пропало, взял он тетрадь, своего сына, школьника, и записал довольно подробно маршрут своего передвижения к этой безымянной деревеньке и одинокую сосну с дуплом, но в этом описании ни разу не упомянул о кладе, спрятанном в дупле. Сын тем временем подрастал, однако разразилась отечественная война.