Таинственная женщина

В то же время мадам Виньола, сидя в своей маленькой гостиной с сигаретой, гадала на картах под руководством своей любимой горничной. Это была изящная худощавая брюнетка, уже около десяти лет не разлучавшаяся с Софией. Милона – так ее звали – родилась в Карпатах, в цыганском таборе. Мать ее умерла на краю оврага, оставив двенадцатилетнюю девочку на попечение цыганского барона, племянник которого, очарованный грацией сиротки, собирался овладеть ею.

Остановившись проездом в Триесте, София увидела однажды из окна сцену, разыгравшуюся между Милоной и ее воздыхателем: девочка упорно отказывалась следовать за ним, несмотря на вмешательство других цыган, поддерживавших товарища. Тогда цыганский барон, красивый старик с седыми кудрями, подошел к спорившим. София, облокотившись на подоконник, наслаждалась этим зрелищем, испытывая симпатию к гордой девочке, не желавшей подчиниться мужскому капризу. Она, по-видимому, понимала язык этих людей и улыбалась их образным выражениям.

«Милона, – сказал почтенный патриарх, – ты поступаешь нехорошо. Ты отталкиваешь Замбо, который любит тебя, только потому, что поддалась сладким речам того маленького венгерского гусара, который провожал тебя вечером. Между тем ты знаешь, что это – враг наш, что он возьмет тебя и потом бросит без всякого вознаграждения за твою любовь… Мать твоя, умирая, поручила тебя мне, я кормил тебя, я научил тебя гадать на картах, читать будущее по линиям руки, составлять любовные напитки. Неужели ты будешь так неблагодарна и откажешься выйти замуж за моего племянника Замбо?» – «Я не люблю его», – сказала резко девочка. «Но он любит тебя!» – «Мне это безразлично». – «Но если ты не уступишь ему, он убьет тебя». – «Это мое дело». – «Так ты собираешься оставить табор?» – «Да, мне надоело питаться краденым и ходить в лохмотьях». – «Так откупись, если хочешь свободы». – «У меня нет денег. Подождите немного, гусар даст целую пригоршню».

При этих словах Замбо с ревом бросился к девочке: «Пусть это будет твоим последним словом!» И, взмахнув длинным ножом, он хотел убить Милону. Но в эту минуту из окна, возле которого сидела София, раздался пронзительный свист. Баронесса привлекла внимание цыган, заговорив на их языке: «Если вы не прекратите этот скандал, я позову полицию! Ты требуешь денег от этого ребенка, старик?» – «Да, ваша светлость». – «Сколько?» – «Двадцать дукатов». – «Вор!» – «Не меньше двадцати дукатов!»

Кошелек упал к ногам патриарха, который схватил его с ловкостью акробата. Пересчитав деньги, он отвесил низкий поклон баронессе и сказал Милоне: «Поблагодари свою благодетельницу. Она заплатила за тебя, теперь ты свободна».

«Иди сюда, крошка!» – крикнула София.

Милона, преследуемая проклятиями сконфуженного жениха, бросилась в гостиницу. Окно захлопнулось, в то время как цыгане старались убедить Замбо, что другую девочку найти легче, чем деньги, и что если ему не посчастливилось в любви, зато, по крайней мере, их табор обеспечен на год…

Милона с первого же дня страстно привязалась к своей спасительнице и усердно помогала ей во всех ее предприятиях. За исключением страшных тайн, которые баронесса не доверяла никому, она хорошо знала всю жизнь своей госпожи. София выпустила синюю струйку дыма и с недоумением посмотрела на карты.

– Король червей, девятка пик и валет треф, – проговорила горничная, указывая пальцем на карты. – И вот дама треф, валет червей и семерка пик… Ответ все тот же: вас ожидает неудача.

София подняла взгляд на девушку и сказала:

– Но мне нужен успех… Нужен, понимаешь, Мило!

В голосе ее теперь не было и следа итальянского акцента.

– Не хотите ли сделать опыт с водой?

– Да, мы давно уже его не делали.

Милона взяла стеклянную вазу, в которой стояли цветы, бросила букет на пол и погасила свечи в канделябре, оставив только одну. Вазу она поставила на стол так, чтобы она освещалась сзади. Потом вынула одну из длинных золотых булавок, поддерживавших ее шиньон, и, усевшись на табурет, опустила булавку на дно вазы. Затем, вертя ею в воде, она затянула необычную песню. В освещенной воде показались цветные полосы. Обе женщины следили с вниманием за этими подвижными линиями, за алмазными каплями, за блестящими спиралями воды, приведенной в движение золотой булавкой. Милона пела: «Вода полна тайн и сомнений, свет один дарует уверенность и правду. Пусть свет проникнет в воду и вырвет у нее ее тайну… Вертись, игла! Свети, луч! Разделись, вода!»

– Смотри, Мило, смотри, – вскрикнула в волнении София, – вода краснеет… В волнах ее будто светится кровь…

Милона перестала петь.

– Кровь – это сила и жизнь, кровь мозга – это победа, кровь сердца – это любовь. Вертись, игла! Красней, кровь! Дай победу и любовь!

Стоя на коленях у стола, София напряженно следила за хрустальной вазой.

– Смотри, смотри, – воскликнула опять София, – вода позеленела! Она сверкает как изумруд…

– Изумруд – цвет надежды, а надежда – радость жизни… Вертись, игла! Позеленей, вода, как глаза тех сирен, за которыми идут на смерть!