–
–
Какой-то всхлипывающий звук. Первое
Если б от меня требовали описать, как должен выглядеть консультационный библиографический центр, я изобразил бы нечто почти неотличимое от того реального помещения, куда попал. Темные стеллажи, на полках старые издания, точно такие же старые книги на толстом квадратном столе. В углу стоял стол поизящнее с монитором и процессором. Старые раскрашенные карты с обеих сторон окна. Стекла в окне были матовые. Свет рассеянный – в комнате несколько продолговатых зеленых ламп. И открытая дверь в подсобку, там, мне показалось, брезжил в темноте упаковочный верстак для подготовки книг к почтовой пересылке.
– Значит, вы Сибилла? Или я должен говорить – мадемуазель как-то? По моим сведениям, фамилия непроизносимая.
– Сибилла Яснржевска, здесь, в Италии, действительно приходится мучиться. Но вы обычно говорили мне просто Сибилла.
Ее улыбку я увидел в первый раз. Я сказал, что хотел бы войти в курс дела, посмотреть на самые ценные книги. Это у самой дальней стены, сказала она – и повела меня к полкам. Бесшумная походка, спортивные башмачки. А может, шаги заглушаются настилом?
– Что? – переспросила она, тряхнув волосами.
– Ничего, – отвечал я. – Давайте посмотрим книги.
Превосходные конволюты старой закалки. У некоторых корешки слепые, без названий. Я вытащил наудачу какой-то том. Распахнул – где фронтиспис с названием? – не обнаружил. (Следовательно, инкунабула. Переплет оригинальный шестнадцатого века из чепрака свиноматки с холодным тиснением.) Я поводил ладонями по крышкам. Тактильная услада. (Незначительное кругление рантов.) Я пощупал бумагу, проверяя, хрустит ли, сообразно рассказу Джанни. Бумага хрустела. (Текстовой блок воздушен и свеж. Легкие маргинальные потеки на последней тетради, текст не тронут. Экземпляр высококлассный.) Я обратился к колофону и выговорил по слогам:
–
Венеция, сентябрь тысяча четыреста девяносто седьмого. Да ведь это, не исключается…
На первом листе значилось:
– Это первое издание Фичинова перевода Ямвлиха, так ведь?
– Совершенно верно…
– Абсолютно ничего я не узнал, я все буду выучивать наново, Сибилла. Просто я теоретически знаю, что первый Ямвлих в переводе Фичино был датирован тысяча четыреста девяносто седьмым годом.
– Прошу прощения, я еще к этому не привыкла. Вы были в таком восторге, когда к нам пришла эта книга. Действительно, замечательный экземпляр. Вы решили не продавать его, раз уж это такая редкость, и дожидаться, пока аналогичный не засветится или на аукционе, или в американских каталогах, тем самым поднимется планка цен, и тут мы вставим наш замечательный экземпляр в каталог.
– Так у меня есть и бизнес-жилка!
– Полагаю, что главным образом не хотелось расставаться с этой прелестью. Ну хоть пару месяцев. Но поскольку с Ортелиусом, наоборот, вы решили наконец распроститься, то могу вас обрадовать.
– С Ортелиусом? То есть…
– Издание 1606 года, сто шестьдесят шесть раскрашенных листов и указатель. В переплете семнадцатого века. Вы были счастливы, завладев этим экземпляром почти за бесценок, – он был в составе купленной на корню библиотеки покойного командора Гамби. И вы решили поставить его в каталог. Наконец-то. И в те недели, как вы… ну когда вам тут нездоровилось… я сумела продать этот лот одному клиенту, совершенно новому, он, я думаю, не библиофил, он из тех, кто покупает просто для вложения денег.
– Что продался экземпляр – отлично, а что в такие глупые руки – жалко… За сколько?
Она как будто боялась называть цифру, взяла в руки картонку и просто мне показала.
– Причем у нас сказано в каталоге «цена по договоренности», мы собирались торговаться. Я ему назвала верхний уровень, он даже не заикнулся о скидке, выписал чек и был таков. С колес, как говорят в подобных случаях.
– Ничего себе цифры теперь у нас. – Я действительно не догадывался о столь цветущем состоянии рынка. – Что тут сказать, Сибилла, чистая работа. А нам во сколько книга обошлась?