Таинственное убийство Линды Валлин

Ничего, по словам свидетельницы. Она не читала никаких газет, редко смотрела телевизор или слушала радио, и никакие новости ее не занимали. Близко она ни с кем не общалась уже много лет, и, к сожалению, все дни в ее жизни стали теперь ужасно похожими один на другой.

После еще трех попыток Сандберг рассказала о выпавших менее чем за час тридцатимиллиметровых осадках в результате ливня, других осадков в Векшё за последний месяц не было.

У госпожи Рудберг не сохранилось воспоминаний ни о каком ливне или даже дождике, возможно, потому что она уже покинула балкон и прилегла в постель, когда с неба хлынули потоки воды.

— Да, иначе я вспомнила бы это. В такое сухое лето, — добавила она.

58

— Если вас интересует мое мнение, старуха совсем чокнутая, — сказал Рогерссон, когда разыскная группа на следующий день обсуждала показания девяностодвухлетней дамы и всех прочих живущих по соседству свидетелей.

— Почему ты так считаешь? — спросил Олссон, который уже несколько дней занимал место во главе стола.

— Поскольку, во-первых, у летчика нет и не было никакого сына и ни о ком подобном он и слышать не хочет. Вот зять у него есть. Он — штурман авиакомпании САС, и сейчас улетел в Австралию с младшей дочерью командира воздушного лайнера, на которой женат уже долгие годы, и к тому же они оставили Швецию в среду восемнадцатого июня, за две с половиной недели до убийства Линды. Их ждут дома через неделю, поскольку ребенок пойдет в школу. Кроме того, летчик ужасно разозлился, когда я позвонил и спросил о его забытом сыне. Поинтересовался, чем мы, черт возьми, занимаемся. Он ведь уже рассказал одному из моих коллег, что у него две дочери, внучка, зять, но никакого сына, — закончил Рогерссон и почему-то зло посмотрел на Саломонсона.

— А другая дочь? — вклинился Левин. — Как…

— Спасибо, Левин, — перебил его Рогерссон. — Ей тридцать семь лет, работает адвокатом в Кристианстаде и в течение пятнадцати лет сожительствует с другим адвокатом, с которым встретилась, когда училась на юридическом факультете в Лунде.

— Что нам известно о нем? — спросил Левин.

— Помимо всего прочего, мы знаем, что это женщина. Дочь летчика сожительствует с другой адвокатессой, и я на сто процентов уверен, что у тебя нет ни малейшего желания слушать высказывания ее отца, начни я выпытывать у него сведения о сожительнице дочери, или как это сейчас называется, — сказал Рогерссон.

— Но относительно дня рождения показания свидетельницы все равно звучат очень убедительно, — не унимался Левин.

— Я тоже так считал, и также допрашивавшая ее Анна. Пока мы не обнаружили, что старуха родилась четвертого июня, а не четвертого июля. По крайней мере, если верить ее личному коду.

— Тогда она, пожалуй, праздновала какой-то юбилей. Кто знает, может, бабка пользуется любым случаем, лишь бы съесть немного торта. Она же сладкоежка, — сказал Бекстрём и рассмеялся так, что его живот затрясся.

— Я понимаю, о чем ты, — сказал Левин и вздохнул. — Ее описание угонщика?

— Ты о том, что он якобы походил на сына летчика, которого не существует? — спросил Рогерссон.

— Да, — подтвердил Левин и еле заметно улыбнулся.

— Поскольку не нашел лучшего занятия для себя, я поговорил с окулистом старухи. Он был не слишком в восторге, скажем так. Я, конечно, не глазной врач, но мне все равно хватило ума понять, что она — слепая курица, если можно так выразиться. Вдобавок он попросил меня напомнить бабуле, что ей самое время посетить его снова. Прошло семь лет с последнего визита.

— Я полагаю, мы остановимся на этом? Или как ты считаешь, Левин? — спросил Бекстрём и ухмыльнулся.

После утренней встречи Ева Сванстрём пришла в комнату Левина с целью утешить его.

— Не обращай внимания на них обоих. Бекстрём никогда не блистал умом, а Рогерссон пьет как сапожник, и, наверное, был с похмелья, как обычно. Я уже говорила это тебе не знаю сколько раз.

— Ты пришла утешить меня, — констатировал Левин со слабой улыбкой.

— А что здесь плохого, — произнесла Сванстрём в своей обычной манере. — Но на самом деле не только утешить. У меня есть кое-что тебе рассказать.

«И в самом деле, что плохого в небольшом утешении», — подумал Левин.

Три года назад, примерно тогда, когда она переехала из одной квартиры в другую в доме, где жила, а ее дочь переселилась к своему отцу, мать Линды поменяла номер телефона. Обычно люди оставляют за собой старый номер, переезжая, но Лотта Эриксон по какой-то причине позаботилась о новом для себя. Вдобавок засекреченном. Прежний числился в телефонном справочнике, как и многие другие.

Старый номер вернулся в распоряжение фирмы «Телиа» и по истечении обычного срока, примерно через год, его передали одному из новых абонентов. Женщине врачу-наркологу. Ранее она трудилась в университетской клинике Линчёпинга, но получила более высокую должность в психиатрической больнице в Векшё и поэтому решилась на переезд. Ее звали Хелена Вахлберг. Она была одинока в свои сорок три года и поселилась на Гамла-Норвеген в городском районе, который в виде исключения называли именно Норр.