Таинственное убийство Линды Валлин

А еще был страх, который охватывал Левина в силу его профессии в тех случаях, когда он сталкивался с жестокими насильственными преступления, которые ему приходилось расследовать. Встречи с трагическим исходом, заходившие в тупик отношения, дававшие почву для боязни и ненависти. Те уголовные дела, что порой попадали на его стол в Государственной комиссии по расследованию убийств в Стокгольме.

Его посещали мысли о страхе, который на месте преступления мог охватить даже самого закоренелого и бессовестного преступника, когда до него доходил масштаб содеянного. Понимавшего, что полиция рано или поздно обнаружит его, и предпочитавшего спрятаться где-то в темноте. Но одновременно сознававшего, что такие, как Левин, будут искать его именно там.

«Зачем я забиваю себе сейчас этим голову? — подумал Ян Левин. — Не иначе как в попытке совладать с моим собственным страхом». На этой мысли он наконец заснул.

8

«Прав я или не прав, но нам остается только надеяться, что мы не наткнемся ни на что большее», — думал Бекстрём, спускаясь на первый этаж отеля в субботу утром, чтобы позавтракать. Вечерние издания уже пришли. И пусть часы показывали только четверть девятого, газеты уже лежали на своем месте перед стойкой дежурного администратора. Бекстрём прихватил себе два экземпляра и взял курс на обеденный зал, где надеялся найти своих коллег.

Вся первая полоса и приличная площадь остальных касались «его» умышленного убийства, и угол, под которым подавался материал, был точно таким, как он и предполагал. «УБИЙСТВО ПОЛИЦЕЙСКОГО НА СЕКСУАЛЬНОЙ ПОЧВЕ», — кричал самый крупный из двух заголовков, в то время как немного меньший пытался выглядеть более ярко: «МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА-ПОЛИЦЕЙСКИЙ УБИТА… Задушена, изнасилована, к тому же ее пытали».

Бекстрём чертыхнулся вполголоса, сунул газеты под мышку, взял поднос и принялся заполнять его едой.

Нельзя расследовать преступление такого рода на голодный желудок. Руководствуясь этими соображениями, он положил приличную порцию яичницы, бекона и колбасы себе на тарелку.

— Ты видел вечерние газеты, Бекстрём? — спросил Левин, когда тот опустился на стул перед столом, где сидели остальные. — Интересно, как чувствуют себя родственники девушки, когда читают их.

«Да у тебя, приятель, проблемы с головой», — подумал Бекстрём, который уже быстро перелистывал прессу левой рукой, в то время как правой с неменьшей скоростью отправлял в рот яичницу и колбасу.

— Это ведь просто-напросто… чертовщина какая-то, — согласился с Левиным Торен, не позволявший себе обыкновенно крепких выражений.

«Еще один», — Бекстрём хмыкнул между двумя закладками еды и продолжил читать.

— Почему политики ничего с ними не делают, — поддержал друга Кнутссон. — Подобное надо запретить в законодательном порядке. Это столь же серьезное посягательство на личность, как… да… как то, которому подверглась жертва.

«Да-а, подумать только. Почему бы политикам не сделать это? Запретить газетам писать массу всякого дерьма», — размышлял Бекстрём в то время, как ел и параллельно читал.

Так продолжалось целых пять минут, пока Бекстрём молча не набил утробу, покончив одновременно с газетами и завтраком. И единственным, кто не сказал ни слова за все время, был Рогерссон. Впрочем, он редко вел себя иначе с утра.

«По крайней мере один, у кого голова на плечах и язык не как помело», — подумал Бекстрём, в то время как первый представитель третьей власти подошел, представился и поинтересовался, может ли он задать несколько вопросов. Тогда коллега Рогерссон открыл рот.

— Нет, — сказал он, и вкупе с выражением его глаз ответ явно был исчерпывающим, поскольку тот, кто его задал, сразу же удалился восвояси.

«Рогерссон хорош, — оценил Бекстрём. — Ему даже не понадобилось рычать и показывать зубы, в чем он, кстати, тоже знает толк».

— Есть другое дело, которое больше беспокоит меня, — сказал Бекстрём. — Но к нему мы вернемся, только оставшись одни.

Такой случай им представился, лишь когда они припарковались за запертыми воротами во дворе здания полиции.

— Я полагаю, все прочитали вечерние газеты? — поинтересовался Бекстрём.

— Я успел глянуть телевизор тоже, и там все не намного лучше, — сказал Левин.

— Это просто-напросто дьявольщина какая-то, — согласился Торен, который явно начал побеждать свою неприязнь к самым невинным крепким словечкам в шведском языке.

— В первую очередь меня беспокоит, что все, о чем мы разговаривали вчера, уже напечатано в газетах, — сказал Бекстрём. — Черт с ними с формулировками и всевозможными дьявольскими рассуждениями, но вспомните, какие данные приводятся там… Напрашивается единственный разумный вывод, что этот корабль уже течет как решето. — Бекстрём кивнул на здание полиции, которому предстояло стать их офисом на ближайшее время. — А если мы не разберемся с данной проблемой, в будущем нас ждет нечто худшее, чем мы того заслуживаем, — добавил он.

И ни у кого не нашлось возражений.