Таинственное убийство Линды Валлин

— Подобное тоже нельзя исключать, — согласился Энокссон. — Конечно же нам надо поработать в квартире еще пару дней, прежде чем картинка окончательно прояснится. А результаты анализов из криминалистической лаборатории задерживаются, как обычно, но судмедэксперт должен сообщить предварительные выводы самое позднее завтра утром, он старается со вскрытием, как может.

— То есть у нас есть и хорошие новости, пусть их и мало, — произнес Бекстрём с более дружелюбной миной.

«Надо менять маски, — подумал он. — Много кнута и чуть-чуть пряника».

— Мы имеем кровь, сперму и, вероятно, его пальчики, то есть, похоже, не все так плохо, — констатировал Энокссон.

— Но ты хотел бы подождать с выводами? — Бекстрём по-прежнему улыбался.

— Да, так думаю и я, и мои коллеги из технического отдела. — Энокссон снова кивнул в знак подтверждения своих слов, как бы подчеркивая, что для всего есть свое время, и для Бекстрёма тоже. — Пожалуй, я могу предложить тебе пока пару скромных соображений.

— Я слушаю, — сказал Бекстрём. Хотя, конечно, он не собирался заниматься этим целый день, поскольку у него в желудке уже начало твориться черт-те что.

— Во-первых, по-моему, она впустила его добровольно. Или встретилась с ним по пути и пригласила к себе домой. Или раньше условилась о встрече. Судя по обстановке в квартире, все ведь сначала происходило довольно дружелюбно.

— Значит, так ты считаешь, — сказал Бекстрём, помедлив.

«А ведь такая, судя по всему, могла впустить кого угодно», — подумал он.

— И во-вторых, при всем уважении к тому, что коллега Анна сказала немного ранее, в моем понимании Линда не жила там в полном смысле слова. Я читал протокол допроса матери, и, мне кажется, именно так все и обстояло.

— И почему у тебя сложилось такое мнение? — спросил Бекстрём.

— Она лежала в кровати матери, — стал объяснять Энокссон. — Вне всякого сомнения, именно в ней он и убил ее. Это единственная кровать в квартире. Вполне возможно, она спала на достаточно большом диване в гостиной, но никаких признаков, указывающих на то, что она пользовалась им, скажем так, в течение долгого времени, нет.

— Но ее мать ведь учительница, — возразила инспектор Сандберг, явно почувствовав себя уязвленной. — Она в отпуске уже почти месяц и, вероятно, по большей части находилась в деревне. Во всяком случае, если вспомнить о погоде, которая стоит.

«Эти чертовы бабы никогда не сдаются, — подумал Бекстрём. — Всегда, всегда надо повыступать».

— Я услышал тебя, Анна, — сказал Энокссон. — Но, судя по всему, она не собиралась переехать туда навеки. Единственное, что мы нашли в квартире, была дорожная косметичка Линды в ванной и матерчатая спортивная сумка, которая стояла на верхней полке гардероба в комнате, явно служащей ее матери рабочим кабинетом. В ней комплект чистого белья и одна блузка. Поэтому мне пришло в голову, что Линда жила там, только когда мать отсутствовала и когда сама девушка хотела находиться в городе с целью, например, поразвлечься. Как в четверг, когда она посетила ночной клуб.

— Нам надо копать дальше, — констатировал Бекстрём и улыбнулся дружелюбно также и Анне. — Я не знаю, как вам, но, по крайней мере, мне сейчас надо немного перекусить.

10

Сначала Бекстрём и Рогерссон собирались улизнуть в город и пообедать в каком-нибудь тихом заведении, где никто не помешал бы им выпить по большой кружке крепкого пива, которое, как оба полагали, они вполне заслужили. Но, увидев целое стадо журналистов перед входом в здание полиции, оба сразу развернулись на каблуках и расположились в ресторанчике для персонала. Нашли пустой столик в дальнем углу и довольствовались дежурным блюдом с легким пивом.

— Чем вообще люди думают, если подают жареную или вареную колбасу, макароны и на десерт смоландскую сырную лепешку с вареньем, когда на улице жара почти тридцать градусов. Это ведь выглядит как опарыши, — сказал Рогерссон с недовольной миной, ковыряясь вилкой в макаронах.

— Нашел кого спросить, я никогда не жрал червяков, — ответил Бекстрём. — А по-моему, вкусно. Но если тебя интересуют опарыши, можешь поболтать с Эгоном.

«И удачи тебе», — подумал Бекстрём, поскольку Эгон был еще более молчалив, чем коллега Рогерссон.

— С каким еще к черту Эгоном? — проворчал Рогерссон устало.

— С моим Эгоном, — ответил Бекстрём.

— Ты даешь ему опарышей? — Рогерссон недоверчиво посмотрел на Бекстрёма.

— Личинки насекомых, мух, все одно и то же. Правда, только по праздникам. Ты вообще представляешь, сколько стоит банка с подобной дрянью?

«Должны быть границы даже для Эгона, — подумал Бекстрём. — Мы же фактически живем вдвоем на одну обычную полицейскую зарплату».

— Хочешь кофе? — вздохнул Рогерссон, поднимаясь.

— Большую чашку с молоком и сахаром, — сказал Бекстрём. «Давно я не ел такой вкусной сырной лепешки».