Таинственное убийство Линды Валлин

При мысли о личности жертв и с учетом присланного психологического портрета преступника последнее допущение выглядело достаточно реалистичным. По мнению специалистов из группы ППП, речь шла о мужчине возрастом от двадцати до тридцати лет. Проживавшем недалеко от места преступления (если не сейчас, то когда-то) или связанным с ним каким-то иным образом. Он, вероятно, коротал свои дни в полном одиночестве среди своих проблем, и окружающие считали его человеком странным. Ему тяжело давалось общение с прочими людьми или даже долговременные контакты с отдельными индивидуумами, он сидел без работы или перебивался случайными заработками, делая что-то по мелочи.

И вдобавок страдал серьезным психическим заболеванием. Для него было характерно иррациональное и хаотическое поведение. И его отношения с женщинами, мягко говоря, оставляли желать лучшего. В результате перенесенных в детстве травмирующих переживаний преступник подсознательно ненавидел их, в то время как ни он сам, ни его окружение не имели об этом ни малейшего понятия. Но обычным сексуальным садистом с хорошо развитыми сексуальными фантазиями он определенно не был.

Он обладал взрывным характером. При малейшем противодействии ему мог полностью потерять контроль над собой и, вполне возможно, перейти к насильственным методам. Эти свойства, скорее всего, проявлялись ранее в различной связи, и отсюда напрашивался вывод, что он вполне мог находиться в полицейском регистре за преступления насильственного характера, но также и в связи с наркотиками. Он обладал значительной физической силой. В любом случае достаточной, чтобы одолеть и задушить двадцатилетнюю женщину, которая была полицейским стажером и по уровню тренированности превосходила почти всех своих однокурсников независимо от пола. Например, в жиме лежа она поднимала штангу, на двадцать килограммов превышавшую ее собственный вес. Одновременно он был достаточно ловким, чтобы суметь выпрыгнуть в окно, расположенное на высоте четырех метров над землей.

«И при этом он ставит свои кроссовки на полку для обуви в прихожей. Красиво и аккуратно одну к другой, и ни единая душа, похоже, не видела его, когда он ретировался оттуда», — подумал Бекстрём и глубоко вздохнул.

Несмотря на такие противоречия, комиссар Пер Йёнссон произвел глубокое впечатление на большинство внимавшей ему публики к тому моменту, когда через час закончил свой монолог предложением перейти к обмену мнениями.

— Полагаю, у вас есть вопросы, — сказал Йёнссон и дружелюбно улыбнулся собранию. — Поэтому я к вашим услугам. Вы вправе спрашивать абсолютно о чем угодно.

«Отлично, — язвительно подумал Бекстрём. — Тогда, пожалуй, ты мог бы для начала рассказать, почему все настоящие полицейские в Государственной комиссии по расследованию убийств называют тебя Пелле Йёнс».

— Если никто пока еще ничего не придумал, то позвольте начать мне, — сказал Олссон и обвел сидящих за столом начальственным взором.

«Дерзай, Олссон, — подбодрил Бекстрём. — А для затравки поинтересуйся у этого идиота, почему коллеги из комиссии по убийствам называют группу ППП Архивом X».

— Прежде всего, я хотел бы поблагодарить тебя за то, что ты нашел время и приехал к нам сюда, — начал Олссон. — Но главным образом за твой крайне интересный доклад. Я и многие сидящие за этим столом убеждены, что сделанный тобой и твоими коллегами анализ будет иметь решающее значение для поимки преступника.

«Только не мы, настоящие полицейские, — констатировал Бекстрём. — Вряд ли опустимся до такой черты, что станем надеяться лишь на Пелле Йёнса и его пустые рассуждения».

— Одна мысль пришла мне в голову, когда я читал ваш отчет, — продолжил Олссон. — А точнее, описание преступника. Я вижу перед собой очередного молодого человека, уже натворившего немало бед и выброшенного на задворки жизни.

— Да, скорее всего, мы ищем кого-то похожего, — согласился Йёнссон. — Хотя, пожалуй, все еще очень туманно, — добавил он быстро.

— Ты имеешь в виду версию, что Линда сама открыла и впустила его? — спросил Энокссон.

— Да, но иногда ведь люди забывают запереть за собой дверь, приходя домой, — напомнил Йёнссон. — Или жертва оказывается слишком доверчивой и впускает того, кого ей уж точно не следовало впускать.

— Да, и как же там все было на самом деле? — спросил Энокссон, хотя это скорее напоминало мысли вслух.

— У меня тоже есть вопрос, если можно, — вмешался Адольфссон неожиданно.

— Да, пожалуйста. — Йёнссон улыбнулся в своей самой демократичной манере.

— Я размышлял над предположением, сделанным в Главной криминалистической лаборатории. Относительно ДНК преступника. Судя по нему, мы вроде бы ищем чужака, — напомнил Адольфссон.

— Чужака? — спросил Йёнссон и с любопытством посмотрел на него.

— Да, не смоландца, значит, — объяснил Адольфссон. — Человека другого типа, если можно так сказать.

— Я понимаю, куда ты клонишь, — кивнул Йёнссон и внезапно нахмурился. — Я думаю, нам надо очень осторожно относиться к гипотезам подобного рода. Мы говорим об исследовании, которое пока еще находится… в начальной стадии… если можно так сказать.