Лионель вышел из противоположной двери. Он был закутан в какой-то фантастически кричащий капот экзотического цвета. На шее было мохнатое полотенце. На босых ногах – легкие туфли с белыми шнурками. Растрепанные волосы и все лицо в красных пятнах свидетельствовали о какой-то серьезной «взбучке». На руке его была огромная перчатка. Он поспешно завязывал пояс на своем шуршащем кимоно.
– Пожалуйста, простите меня, маман, за то, что я принимаю вас здесь. Но, поверьте, ваш визит может изумить хоть кого! Я подумал, что вы хотите сообщить что-нибудь спешное… Что же случилось?
Они уселись в плетеные кресла и глядели друг на друга с минуту: он – как будто смеясь над всеми женщинами вообще и матерью в частности, но в то же время не скрывая любопытства, она – нерешительно и испуганно.
– Что же? – повторил Лионель. – Говорите же!
– Ты, может быть, найдешь, что это глупо… Мне казалось, что я должна предупредить тебя немедленно, не теряя ни минуты… А теперь мне кажется, что поддалась совершенно неосновательным страхам…
– Да скажите же, в чем дело, черт возьми?
– Ты ведь знаешь, что Жан Морейль пригласил к себе Жильберту и меня на чашку чаю. Я только что оттуда и отправила Жильберту одну в Нейли, чтобы сейчас же заехать к тебе. Я… я не знаю, как тебе объяснить, как точнее сказать… Представь себе… по поводу одной лампы заговорили о смерти твоей тетки… Ну, словом, мы с Жильбертой рассказали ему про ужасную ночь девятнадцатого августа и про все, что было потом… Я не могу тебе точно сказать, какая связь между теми замечаниями и наблюдениями, которые запали мне в голову. Но я твердо знаю, что постепенно мною овладела какая-то шальная мысль… Ну и вот я говорю и ничего не могу сказать… Слушай, Лионель, я тебе задам один вопрос, который тебе, конечно, покажется очень странным… Когда ты был в пансионе, ты никогда не был знаком с индусами? Ты никогда не вступал в какие-нибудь отношения с укротителями змей?
Ошеломленный неожиданным вопросом, Лионель расхохотался.
– Никогда! Да ведь вы бы знали об этом! Никогда в жизни, ни на минуту я не вступал ни в какие отношения с этими людьми! Но что все это значит?
– Это значит, что ты снял с моей души тяжесть, которая чуть не придавила меня.
– Каким образом?
– А таким, что если бы допрос установил противное тому, что ты утверждаешь, на тебя пало бы подозрение…
– В чем? – спросил заинтересованный Лионель.
– В том, что ты впустил змею в комнату тетки и вызвал ее или велел кому-нибудь вызвать ее оттуда после того, что случилось в запертой комнате.
Лионель мгновенно вспылил и перестал смеяться.
– Вы с ума сошли! Или я это слышу во сне? Кто мог бы меня обвинить или заподозрить?
– Возможно, что Жан Морейль. Вот почему, как только эта мысль у меня определилась, как только я почуяла опасность, я поспешила тебя предупредить, чтобы ты знал, как ответить на вопросы, если бы это понадобилось.
– Допрашивать! Меня!
– Ну, конечно, нет. Но в интимной беседе можно многое выведать!.. Впрочем, откуда я знаю, что Жак Морейль собирается углубиться в эту трагедию в Люверси? Он только раза два спросил Жильберту: «Что, если вам доставят эту змею, живую или мертвую?»
– Ну и пусть ее ищет! Пусть найдет! Это и мое самое искреннее желание. Я охотно ему помогу в этом при случае!
– И я, конечно! И от всей души!
– Но, бедная моя маман, что вас заставляет думать, что кто-нибудь будет копаться в этой истории, станет осложнять ее, искать в+ней преступника и к тому же еще обвинять меня?
– Все это, дитя мое, я отчего-то вдруг вбила себе в голову. Мать везде видит опасность… Я нахожусь под впечатлением таинственности, которой окружает себя Жан Морейль с его ключами и лампами… Эта таинственность теперь мне показалась совершенно иной: не такой, какую мы до сих пор предполагали. Я уже думала было, что я ошиблась, но теперь вижу, что нет… Когда он заговорил об укротителях змей сразу после того, как разбирали вопрос, замешан ли кто-нибудь в деле смерти твоей тетки…
– Кончайте, маман, вы меня интригуете. Почему вы колеблетесь?
– В первый раз со времени события я разобралась в следующем: если бы кого-нибудь стали обвинять в убийстве твоей тетки, то прежде всего подозрение пало бы на тебя, мой мальчик. На тебя, так как в то время ты уже был мужчиной. Естественно, что на тебя, тем более что после события прошло пять лет и ты не мог бы установить, что ты делал той ночью.
Лионель, с гневным презрением глядевший на мать, воскликнул:
– Но из каких же побуждений я стал бы это делать в вашей бессмысленной гипотезе?
– Из каких побуждений? Ты забыл о той злобной клевете, которой осыпали меня после смерти твоего дяди? Из каких побуждений? Да просто для того, чтобы сделать его вдовцом и дать возможность твоей матери выйти за миллионера Гюи Лаваля!
Молодой человек воздел руки к небу и снова громко расхохотался, и так откровенно, что его заразительный смех расшевелил бы кого угодно, только не графиню.
Она сказала: