Таинственные превращения

Осмотр начали с замка. Они прошлись по всем комнатам нижнего этажа. В курительной и столовой было много хороших картин, как будто понравившихся Жану Морейлю; в бильярдной они долго простояли перед маленьким полотном, висевшим возле консоля. Жан снял его, осмотрел при нужном освещении, вынув из кармана лупу, которую всегда носил с собой…

— Она имеет какую-нибудь ценность? — спросила мадам де Праз. — Эту картину я нашла в сарае и повесила здесь, когда мы уезжали из Люверси, вместо Лейсоньера, который висел на этом месте и который мне захотелось взять с собой в Нейли.

— Это просто бесценно! — сказал Жан Морейль. — Это Манэ, маленький этюд натурщицы. Восхитительно! У вас сокровище, о котором вы и не подозревали.

Он повесил на место этюд в претенциозной золоченой рамке и любовался им издали с наслаждением, которое на мгновение согнало с его лица мрачные тучи.

Они вернулись назад. Курительная, гостиная, столовая, бильярдная и спальня госпожи Лаваль сообщались между собой. Комната госпожи Лаваль, последняя с западной стороны, не сообщалась со смежной ей бильярдной, но каждая из комнат имела выход в галерею, окна которой выходили на парадный двор. Они прошли в галерею, вымощенную мрамором, а оттуда в комнату госпожи Лаваль.

Жильберта вступила туда с боязливым почтением. Вернувшийся к ней страх заставлял ее бросать кругом быстрые взгляды и держаться посреди комнаты, вдали от кровати и стульев, покрытых чехлами и представлявших собой темные тайники…

— Идите сюда! — сказала она. — Это комната мамы.

— Да? — спросил Жан Морейль беззвучным голосом.

Он остался на пороге и удовольствовался осмотром на расстоянии. Так как мадам де Праз открыла рядом в углу галереи дверь в будуар, он повернулся туда, чтобы заглянуть в это место, по-видимому, внушавшее ему меньше почтения.

Жильберта уже прошла через будуар в бывшую свою комнату, маленькие размеры которой вызвали у нее новые возгласы изумления.

— Если б ты захотела поселиться в замке, ты могла бы устроиться в комнате твоей матери…

Жильберта ничего не ответила.

— Какая перемена? — заметил Жан Морейль.

— Я сама ничего не понимаю, — весело созналась Жильберта. — Если б мне это сказали еще сегодня утром!.. Вот я и излечилась от своих страхов!

— О, излечилась… Не спешите!

— Что это, Жан, не будьте мрачным авгуром! Идемте! Окончим осмотр замка!

Они быстро обошли оба верхних этажа, заглянули в оранжерею и службы, потом спустились по зеленеющему и лесистому склону в парк в обществе старого Эртбуа, внимательно выслушивавшего замечания графини.

Но события вдруг повернулись так, что чуть было не открыли завесу тайны.

Они шли по аллее вдоль лужайки, когда Жильберте неожиданно вздумалось в нескольких шагах от каменной скамьи, на которой она когда-то любила мечтать о будущем, посадить дерево в память своей помолвки и первого пребывания Жана Морейля в Люверси. Неподалеку огромный платан скрывал в своей тени несколько побегов, выросших из его семян. Пересадить один из них было чрезвычайно просто. Выбрали самый сильный побег, гибкий как хлыст, с четырьмя листками. Но нужна была лопата, чтобы вырыть ямку для его молодых корней.

Лионель крикнул:

— Подождите! Сейчас принесу! Я помню, где находятся инструменты.

И он побежал к замку.

Эртбуа крикнул ему вслед:

— В павильоне, возле давильни, граф. Там есть лопаты и кирки.

— Знаю! Знаю!

— У графа чудесная память! — льстиво заметил старый управляющий.

— Когда-то мы с ним играли в садовников, — сказала Жильберта. — О, какие розы! — вдруг воскликнула она.,

Эти розы оставались еще с тех времен, когда они были предметом страсти госпожи Лаваль. Местами еще попадались цветущие и благоухающие кусты. Один такой куст находился на некотором расстоянии от них, посреди лужайки.

Жильберта долго любовалась кустом издали, потом вдруг, привлеченная неизъяснимой прелестью цветов, побежала по траве к кусту и, пока Лионель, размахивая в воздухе найденной лопатой, готовился пересадить молодой платан, принялась составлять букет из роз. Мадам де Праз помогала ей, Жан Морейль оставался рядом с Лионелем, которому Эртбуа делал робкие указания.

Вдруг, прерывая смех женщин, увлеченных своим приятным занятием, раздался крик, слабый крик от боли. Жан Морейль вздрогнул и выпрямился, глядя в одну точку остановившимися глазами. Он видел, что Жильберта упала в траву, видел взволнованную мадам де Праз, стремительно склонившуюся над ней. Жан и Лионель бросились туда с отстающим от них Эртбуа. Жан Морейль, дрожащий и бледный, как мертвец, опустился на колени возле распростертой на земле девушки.

На всех лицах было недоумение.

— Она уколола палец! — вздохнул с облегчением Жан Морейль, взглянув на неподвижную руку невесты. — Посмотрите, она уколола палец.

— И подумала, что змея! — нашелся Лионель. — О шипы, наверно, да?

— Ну конечно!

Однако Жильберта не приходила в себя. Она спала страшным сном полусмерти. Ее бледно-восковое лицо и стянутые ноздри пугали Жана Морейля, он снова встревожился, вскочил, побежал и скрылся за частым кустарником.

— Что такое? Куда он? — воскликнула графиня.

— Черт его знает… — проговорил Лионель.