Таинственные расследования Салли Локхарт. Тень «Полярной звезды»

– Ровным счетом ничего, и очень этому рад. Слушай, не поможешь мне с новым «Фогтлендером»[6]? Нужно, чтобы кто-нибудь просто постоял в кадре и…

– С удовольствием. А потом и ты сделаешь кое-что для меня, – сказал Фред, идя за ним в захламленную и завешанную драпировками комнатку, которую они превратили в фотостудию.

Закончив помогать Чарльзу, Фредерик рассказал ему про Маккиннона.

– Похоже, скользкий тип, – заметил Чарльз. – Я его видел неделю или две назад в «Британии». Джим велел мне туда сходить. Поразительный талант, надо сказать! Так ты говоришь, за ним кто-то охотится?

– Это он говорит.

– Наверняка сам черт. Маккиннон продал душу дьяволу, и теперь тот явился за ней.

– Меня бы это не удивило. Чарли, слушай, ты их всех знаешь – лорда Как-его-там, леди Как-бишь-ее, и так далее. Может, пойдешь со мной на прием и будешь говорить, кто есть кто? Понимаешь, будь это подпольный тотализатор на скачках или опиумный притон, я был бы там как дома, но английская аристократия для меня – закрытая книга. Ты вечером занят?

– Нет. С удовольствием схожу с тобой. Как думаешь, драка будет? Пистолет брать?

– Тебе виднее, дорогой, как обычно ведут себя аристократы, – засмеялся Фредерик. – Если на благотворительных мероприятиях драка – обычное дело, лучше прийти во всеоружии. Только учти, когда начинают бросаться тяжелыми предметами, я предпочитаю слинять.

Когда они прибыли к дому леди Харборо на Беркли-сквер, там было уже полно народу. Они показали приглашения и заплатили взнос, после чего их провели в жарко натопленный салон, где женские драгоценности и булавки на мужских манишках рассыпали ослепительные искры в свете газовых рожков и люстр. Двойные двери вели в бальную залу, где негромко играл небольшой оркестр, скрытый рядом пальм в кадках. Музыку заглушал гул голосов.

Взяв по бокалу шампанского, Чарльз и Фредерик встали у самого входа в зал.

– И кто из них леди Харборо? – спросил Фред. – Я ведь должен знать ее в лицо.

– Вон та старая треска с лорнетом, – показал Чарльз. – У камина, разговаривает с леди Уитэм. Интересно, а дочь здесь? Вот она – потрясающая красавица.

– Чья дочь?

– Уитэмов. Вон и отец семейства, рядом с сэром Эшли Хейвордом – это который увлекается скачками.

– Ага, Хейворда я знаю. С виду, конечно, не лично. В прошлом году выиграл десятку на его лошади Гранди. Стало быть, лорд Уитэм – министр? Ну-ну.

Лорд оказался высоким, седым и очень нервным. Его взгляд метался из стороны в сторону, он кусал губу, а время от времени даже начинал грызть палец, словно голодный пес – кость.

Возле леди Харборо молча и почти без движения сидела юная особа, которую Чарльз назвал леди Мэри Уитэм. Несколько молодых людей громко болтали рядом. Девушка вежливо улыбалась им, но почти все время сидела, опустив глаза и сложив руки на коленях. Как Чарльз и сказал, она была красива, хотя «красива» – совершенно не то слово, подумал Фредерик. От одного взгляда на нее у него перехватило дух. Девушка была невероятно хороша, а ее изящество, скромность и легкий румянец заставили его машинально потянуться за камерой… Никакая камера не сумела бы передать нежный коралловый цвет ее щек или нервное, как у газели, напряжение шеи и плеч.

Хотя Уэбстер, возможно, и справился бы с этой задачей. Или Чарльз.

Какая странная семья, подумал Фредерик. И отец, и дочь, по-видимому, в отчаянии, но сдерживают чувства.

Впрочем, у леди Уитэм тоже был затравленный вид. В отличие от дочери, она была, скорее, миловидной, чем красивой, но в ее темных глазах было то же трагичное выражение.

– Расскажи-ка мне об Уитэмах, – обратился Фредерик к Чарльзу.

– Гм… Уитэм – седьмой граф, поместье у него где-то на границе с Шотландией. Председатель Торгового совета. По крайней мере, был им. Кажется, Дизраэли[7] все-таки выставил его из кабинета министров. Леди Мэри – его единственный ребенок. О семье его жены ничего толком не знаю. Вот и все, пожалуй. Кстати, он тут не единственный политик – смотри, вон Хартингтон…

Чарльз назвал еще с полдюжины имен, каждое из которых, по мнению Фредерика, вполне могло принадлежать преследователю Маккиннона. Однако взгляд его все время возвращался к хрупкой неподвижной фигурке в белом бальном платье – леди Мэри Уитэм, сидевшей у камина.

Они успели выпить еще по бокалу, и тут объявили о том, что представление начинается. Сквозь двойные двери из бальной залы было видно несколько рядов кресел, расставленных широким полукругом, а перед ними – небольшую сцену. Вместо задника был бархатный занавес, вдоль авансцены тянулся рад папоротников и маленьких пальм.

Оркестр исчез, за роялем у подножия подиума сидел пианист. Минут пять зрители собирались и рассаживались. Фредерик позаботился о том, чтобы они с Чарльзом оказались достаточно близко к подмосткам (Маккиннон должен был их видеть) и к двери. Он объяснил это Чарльзу, и очень его этим развеселил.

– Прямо как в байках Джима, – сказал тот. – А потом откуда ни возьмись выскочит Джек-Попрыгун или Дровяной Дик, возьмет нас на мушку и потребует денег. А если серьезно – чего ты на самом деле ожидаешь?