Таинственный доктор

В самом ли деле животные испытывают нравственное влияние тех мест, где живут, или это только так кажется, но собаки, обитавшие в замке Шазле, без сомнения испуганные поведением их взбесившегося собрата, печально гремели цепями, а при виде чужака издали вой, каким по ночам возвещают суеверным людям о смерти хозяина или кого-то из его близких. Быки, которых распрягли, чтобы вести на водопой, склонили рогатые головы и уставились в землю большими ясными глазами; даже лошади, подобно прекрасным скакунам Ипполита, казалось, поддались царившему вокруг печальному настроению.

Из этого внешнего двора был виден ров, окружающий древнюю крепость. По переброшенному через него подъемному мосту, а затем по темному, низкому ходу, проделанному в толще донжона, на стене которого виднелось большое красное пятно — то ли ржавчина, то ли кровь, — вы проникали в другой двор. Здесь взору вашему представали кухни и несколько помещений во флигеле, воспроизводящих внутреннюю конфигурацию главного корпуса; но рассмотреть сам замок все еще не было возможности: вы по-прежнему не видели ничего, кроме мощного и мрачного монолита, придавливающего к земле людей и даже животных.

В первом дворе между булыжниками пробивалась трава; там и сям были в беспорядке разбросаны пахотные орудия; в жирной стоячей воде, заполняющей рвы, тихо плескались утки.

Так выглядел замок Шазле в обычные дни. Однако в тот день, когда Жак Мере вошел во внешний двор вместе с двумя провожатыми, грусть, стоявшую в глазах здешних обитателей и накладывавшую свой отпечаток на облик всех предметов, сменили неописуемый ужас и смятение. Слуги, вооружившись палками, вилами и цепами, долго гонялись за огромным псом, уже успевшим искусать нескольких собак и напугать всю дворню, и сумели ранить его. Однако бешеный зверь, оставив в покое себе подобных, бросился в атаку на двуногих и покусал двоих нападавших. Затем, увидев, что ворота господской фермы открыты, он вбежал во внутренний двор, нашел в стене углубление, похожее на зев печи, и забился туда.

Челядь толпилась возле подъемного моста; сам г-н де Шазле, вместо того чтобы пристрелить собаку из охотничьего ружья, заперся в своих покоях; некий суеверный страх приковал всех к порогу зловещего замка, куда и в обычные времена мало кто входил без страха.

Казалось, бешеная собака не что иное, как зримое воплощение того злого гения, который, по слухам, питал горестное и роковое влечение к этим местам.

Тем временем лошади в конюшне, быки и коровы в стойлах, собаки в конурах ржали, мычали, лаяли и выли так жалобно, что у всех, кто их слышал, леденело сердце.

Если существует на свете адский шум, то он, должно быть, походит на крики отчаяния, слышавшиеся в тот день в проклятом замке. Иногда среди этой бури стенаний можно было различить женские крики: должно быть, то звали на помощь служанки и горничные, преследуемые псом и не знавшие, где укрыться.

Войдя в первый двор, доктор огляделся. Он увидел тех двоих слуг, что уже пострадали от бешеного зверя: одного пес укусил в щеку, другого цапнул за руку; оба как раз промывали раны водой. На этот случай доктор захватил с собой едкую кислоту, способную остановить действие яда.

Жак Мере спешился, подбежал к пострадавшим, достал из сумки инструменты и, очистив раны скальпелем, впрыснул туда кислоту. Затем он перевязал больных, спросил, где пес, и узнав, что тот находится во втором дворе, куда никто не решается войти, проложил себе дорогу сквозь толпу и один, без оружия, твердым шагом вошел в этот страшный двор.

Крестьяне испустили крик ужаса, увидев, что доктор направляется прямо к углублению, куда забился бешеный пес; доктор, однако, приблизился к разъяренному зверю и с улыбкой, слегка обнажившей белые зубы, пристально взглянул ему прямо в глаза. Все думали, что взбесившаяся тварь бросится на смельчака, но случилось иначе: пес, упиравшийся всеми четырьмя лапами, с жалобным стоном лег на землю, а затем, словно влекомый неодолимой силой, выполз из наполовину скрывавшей его ниши. Его налитые кровью глаза глядели уже не так злобно; пасть, наполненная смрадной пеной, закрылась; словно преступник, испрашивающий прощения, или скорее словно больной, молящий об исцелении, он подполз к ногам доктора; смиренный, обезоруженный, сраженный неведомой силой, пес, казалось, успокоился и забыл о своей ярости у ног всемогущего человека, смотревшего на него невозмутимо и ласково.

По знаку доктора пес сел и устремил боязливый, умоляющий взгляд на своего укротителя, который положил руку на дрожащую голову зверя и погладил его по взъерошенной шерсти.

Тут крестьяне не смогли сдержать своего восхищения; им не довелось читать рассказы поэтов об Орфее, усыпившем пса Цербера и не позволившем троекратному лаю исторгнуться из его пасти. Но это не помешало простодушным детям природы растрогаться при виде свершившегося на их глазах чуда; они спрашивали друг у друга, какое волшебное средство сумел доктор швырнуть в пасть бешеному псу и что дало ему такую полную власть над обезумевшим животным.