Таинственный двойник

– Боярин, скажу тебе правду. Не наше это дите…

И он все рассказал. И даже показал дорогие пеленки, в которых его нашли. Боярин с супругой долго их рассматривали, но так ничего и не сказали.

В это время опять шум за окном. Хозяйка выглянула и обомлела.

– Господи! Что это? – воскликнула она.

Посмотрел и хозяин. А во дворе и конь, и корова, и овцы, и козы. Поросята визжат, гуси гогочут. Из мешков холопы кур вытрясают.

– Что это, боярин? – поворачиваются к нему хозяева.

– Это еще не все, – он, поднимаясь, бросил на стол кисет с деньгой, – это моя благодарность за мою Настеньку. Нет ничего дороже у меня на свете.

По дороге домой боярин вспомнил о событии, о котором услышал еще в Киеве, и рассказал жене удивительную историю сына козельского воеводы, женившегося на княжне, а потом таинственно исчезнувшего с только что родившимся сыном.

– Я знаю, что его искали князь Михаил Всеволодович да князь Даниил Романович. Последний сделал его даже своим воеводой… кажется, в… Холмске. Он странно пропал, возвращаясь от чешского воеводы, где они разбили Батыя. А жена исчезла, по-моему, она жила… а, да, у магистра.

– У магистра?

– Да…

– Странно.

– Да, все странно.

– Так ты думаешь…? – она не договорила.

Но он понял, что она хотела сказать.

– Все может быть!

Проводив гостей, хозяева до глубокой ночи занимались размещением животных и птиц. Но вначале по-хозяйски все осмотрели.

– Судя по рогам, корова молода, двумя телятами. А конь, – заглянул ему в пасть, – по зубам – тоже молод. Хомутовый, сказал мне холоп, – объяснил Пантелеймон жене.

Андрей незаметно, чтобы избежать расспросов, проскользнул в избу. Попив молока, улегся на своем одре и моментально заснул. Родители, вернувшись после размещения подаренной скотины, будить его не стали.

На следующий день боярин с семьей срочно отбыл в Киев. Чего испугался, шут его знает. Может быть, боялись, что своенравная Настенька в такую жару опять захочет на речку или чего другого, но они уехали. Боярин появился только поздно осенью. Приехал, видать, на полюдье.

Утром Андрей, встретившись с родителями за столом, просто не узнал их. Лица светились у них таким нескрываемым счастьем, что он не знал, как себя вести. Выручил тятька.

– Ну, сынок, придал ты нам вчера работенки! Че ты не сказал, што дочку боярскую спас?

Сын безразличным голосом ответил:

– Да кто ее знал, что она боярская. Нырнул да за волоса и на берег. Подумаешь…

Родители рассмеялись.

– Каши еще хочешь? – спросила мать, беря черпак.

Он только кивнул.

– Давай, давай и мне, – весело сказал отец, подвигая свою миску. – Щас пойду к старосте, пусть сенокосу дает. Косить будем, поэтому силенка нужна.

– А это зачем, мы уж откосились, – спросил Андрей, стараясь ложкой пополней зацепить каши.

– Ты че, не знаешь? – спросил отец. – Боярин нам пригнал целый двор скотины.

– Да ну! – искренне удивился сынок, поглядывая на дверь.

На улице его уже ждали сверстники, и ему было не до боярской скотины.

От старосты Пантелеймон вернулся весь сияющий.

– Ну, жинка, – вытирая пот со лба, сказал он, усаживаясь за стол. – Староста-то… как поменялся. В избу завел. Дочка, хорошая девчурка… между прочим, одних годков с Андреем…

– Брось, дуралей старый, – жена махнула рукой, – старосте боярского сынка подавай, мошна-то у него не твоя.

– А что, у нас, думаешь, мало?

– Дык это Андрюше сберечь надобно. Ладноть, сказывай: дал травы?

Пантелеймон заерзал на лавке, а сам весь цветет. Видя, что лицо жены начинает краснеть, выпалил:

– Дал, дал. И знаешь где?

Жена пожимает плечами.

– В княжеском логу! – торжественно произнес он.

Лог находился близко от села; травы там всегда вырастали по пояс. На следующее утро с первыми петухами отправились на покос. Андрей шел, спотыкаясь на каждом шагу. Глаза так и слипались. Еще бы! Домой пришел за полночь. Дед Шестак, подпив медку, рассказывал о своих боевых походах в княжеской дружине. И вот они с косами в руках стоят на делянке. Пантюша выбирает место, откуда удобнее начать косить. Сделав несколько шагов, он останавливается:

– Ну, с богом! – он перекрестился и сделал первый прокос.

И засвистели косы, куда только делся сон.

Косил Пантелеймон неторопливо, со стороны казалось, легко. Он чуть приседал, когда пускал косу на резку травы. Медленно переступал ногами. Но шел и шел… Отдыхал, когда начинался новый заход.

А земля пробуждалась к новому дню. С реки потянуло туманом. Воздух наполнялся птичьим пением. Скошенная трава, как бы укоряя косарей, издавала живительный запах. Перепела, испуганно трепеща, все чаще выскакивали из-под кос, оставляя обнаженными свои гнезда. Но смотреть их было некогда. Поднимется солнце, высохнет трава, косить станет трудно. Вот и торопился Пантелюша сделать дел поболее. И когда вместо легкого «жих, жих» появился железный звон «дзых, дзых», Пантелеймон, докосив прогон до конца, выдохнул:

– Все! Жинка, стол накрывай, – сказал, сам пошел к реке.

За ним увязался и Андрей.

– Не устал? – хитровато посматривая на него, спросил отец, скидывая портки.

– Неа, – ответил Андрей, первым бросаясь в холодные, освежающие струи реки.