По сути, указанная реформа должна была вернуть церковную музыку к основам гармонии. Во всяком случае так считали композиторы из окружения кардинала дель Монте – в первую очередь Эмилио де Кавальери, основатель кружка Камерата Фьорентина, который активно работает над восстановлением древней монодии. Де Кавальери посещает Палаццо Мадама в годы пребывания там Караваджо. Одновременно с ним во дворце находится Пьетро Монтойа, знаменитый кастрат испанского происхождения, сопранист, который ублажает слух гостей кардинала дель Монте своим сладостным голосом. Скорее всего, именно он выступает в качестве прототипа для одной из наиболее известных картин Меризи данного периода. Уже одно название этого произведения – «Музыканты» (
На первый взгляд изображаемая сцена имитирует венецианские концерты, копии которых Караваджо не раз созерцал в мастерской своего миланского учителя Симоне Петерцано. Подобные концерты были любимым развлечением знати, изысканных придворных дам и кавалеров; это один из излюбленных сюжетов Тициана, Джорджоне и Веронезе: молодые девушки, влекомые чудесной мелодией, попадают под очарование умелых музыкантов, играющих концерт в ложах и богатых салонах. Однако опять же, если присмотреться, картина Караваджо полна странностей. Во-первых, мы не видим на юношах традиционных дорогих и элегантных одежд, пригодных для любовных свиданий, – их худощавые и чувственные тела укутаны в тунику белого, красного и зеленого цветов, которая обнажает изящные шеи и точеные бедра. Центральный персонаж демонстрирует томный румянец и горящие глаза, герой на заднем плане – роскошные кудри и чувственные, соблазнительные губы. Очевидно, что Караваджо старался придать им женственный, похотливый вид. Это не просто музыканты, а актеры, одетые в древнегреческие костюмы, готовые к выходу на сцену, чтобы сыграть концерт в античном стиле. Художник «поймал» их в момент финальной репетиции, в тесной гримерке, которую дель Монте организовал для них в своем дворце. Скорее всего Караваджо не раз приходилось наблюдать эту сцену воочию.
Как всегда, на картине Меризи встречаются своеобразные персонажи, которые своим присутствием ставят под сомнение поверхностное прочтение изображаемой сцены. За спиной у музыкантов мы видим четвертого юношу, благодаря которому ситуация превращается в непонятный ребус. Караваджо добавляет этого персонажа последним к уже сложившейся композиции. Этот загадочный молодой человек объективно выглядит здесь лишним: лишенный какого-либо музыкального инструмента, он совершенно не интересуется тем, что делают остальные, при этом за его спиной мы видим огромные крылья и колчан со стрелами. Своими изящными руками он отрывает от виноградной грозди ягоду. Нет никаких сомнений: перед нами Купидон. Его присутствие вносит существенные корректировки в интерпретацию картины: многие ученые видят в ней аллегорию любовной страсти, которая зажигается под действием вина и усмиряется при звуках музыки. Как музыкант ищет баланс, извлекая аккорды из лютни, так же и музыка вносит гармонию в душу, обуреваемую любовными страстями. На самом же деле далеко не обязательно уходить в дебри философии, чтобы понять смысл картины. Присутствие юноши, переодетого в бога любви, было вполне уместным в рамках сцены, которая могла разворачиваться во дворце кардинала дель Монте – пасторальная комедия, исполняемая под звуки мадригалов и любовных канцонетт, столь популярных у римской публики. Хроники рассказывают, что в резиденциях кардинала были распространены костюмированные спектакли, в которых были задействованы только мужчины: «Дамы не принимали участия в спектакле, их роли исполнялись юношами, переодетыми в женщин». Так что появление молодого человека в одеждах Купидона ни у кого не вызвало бы удивления.