Положив трубку. Андрей попытался представить себе этого Гришу, однако лишь покачал головой и усмехнулся. Но время шло. Андрей почти физически ощущал его течение. Нужно было торопиться. Сейчас для него главное – решительность, кураж, плюс абсолютная уверенность в собственных силах! Он коротко обрисовал сложившуюся ситуацию сгорающей от любопытства Агриппине, и она, разумеется, захотела отправиться вместе с ним, так что ему едва удалось отговорить ее под тем предлогом, что «нужно же кому-то оставаться с бабушкой…» Подумав, девушка нехотя согласилась, она не знала парка Сильвия так, как знал его Андрей, но, главное, он и не заикнулся о сторожке, в которой якобы проживал Гриша, – иначе журналистский азарт просто не позволил бы ей усидеть на месте.
Он стремительно шагал, перепрыгивая через лужи, оставленные затяжным ночным дождем, высушить их было бессильно слабое, чахоточное солнце. «Родная сестра» довольно точно описала, в какой именно из сильвийских кирпичных сторожек поселился её непутёвый братец. Андрей хорошо помнил этот домик с частично провалившейся крышей, без дверей и оконных рам. Решительно, жить в нем было невозможно. Ну, может ещё летом куда ни шло…
Выйдя на западный берег Серебряного озера, он некоторое время шел по дорожке, повторявшей все изгибы береговой линии. Гладь озера, залитая тусклым рассеянным светом, вопреки названию имела матовый цвет и напоминала запотевшее зеркало. Листы деревьев трепетали, потревоженные порывистыми выдохами ветра, в их многообразии всё отчётливей проступали цвета и оттенки осенней палитры, зелёному приходилось отступить почти повсеместно; кое-где заметно поредели ещё недавно густые кроны – листопад начинается исподволь, через недельку-другую глядишь – и опадать уже нечему, всё осыпалось, облетело, и только голые прутья торчат, не то пучками розог грозят серому, стальному небу, не то безобидными вениками тянутся к нему – чего, мол, изволите.
А на озере взад-вперёд плавали утки, как правило, целыми семьями – мама-утка впереди, а за ней гуськом – подросшие за лето утята, на свет появились они лишь в этом году, а как много успели! – набрали вес, встали на крыло, их уже почти не отличить от взрослых. Селезни держатся отдельно, это в брачный сезон их хлебом не корми – дай уединиться с милою утицей, а теперь – всё, любовь прошла, впереди перелет за тысячи километров, из которого далеко не все в следующем году вернутся на родное озеро.
Проходя мимо Павильона Орла, отделённого от берега матовой полосой озёрной воды, Андрей вспомнил, как водил на Длинный остров ватагу немцев, а Фридрих наблюдал за ним исподтишка, замышлял, как уверяет Виктор, недоброе… В словах Вити на этот счёт просматривалось здравое зерно: фон Берг – явно не тот, за кого себя выдаёт, – но следует ли из этого его причастность к ограблению или убийству?! Советуясь на этот счет с Агриппиной, которая с дрезденским профессором не встречалась, а потому делала свои умозаключения, основываясь исключительно на словах Андрея, он (не без её помощи) пришел к выводу, что Фридрих вполне тянет на жулика международного масштаба. Великое множество подобной публики занимается производством и сбытом поддельных «Тьеполо», «Сезаннов», «Ренуаров» и пр., снабжая виртуозно исполненные копии сертификатами об их несомненной оригинальности, а то и целенаправленно крадут из музея определенную картину, которая затем оседает в частной коллекции и окончательно теряется для всего остального мира. В этом своеобразном «бизнесе» нынче крутятся бешеные деньги. Что же касается убийств и неприкрытого бандитизма – это навряд ли, сказала Агриппина: он все-таки профессор… Андрей с ней не спорил, однако усмехнулся про себя: музейный вор на «мокруху» не пойдёт? Бывает, случается, к счастью, редко. А вот Виктор – хорош гусь! Обещал ведь разузнать побольше о фон Берге, да и забыл. Впрочем, и сам он тоже хорош – не напомнил…
У небольшого мостика он повернул влево, на другую дорожку, которая метров через двести приведет его к колонне Орла – вон она, уже маячит впереди! Однако Андрей повернул вправо, на тропинку, и скоро колонна Орла окончательно исчезла за плотной стеной желтеющих деревьев. Над тропинкой возвышались столетние пихты, лес становился гуще, но вот среди буйных зарослей кустов и деревьев показался покосившийся забор, вернее, фрагменты забора. И тут же, внезапно, из кустов выступила сама сторожка – оранжевая, издали нарядная, но вблизи мёртвая, беззубая, давно слепая, точно циклоп Полифем через много лет после встречи с Одиссеем.
Он остановился, наблюдая. При внимательном рассмотрении выяснилось, что одна половина домика, перед которой тропинка изгибается дугой, явно необитаема, в то время как дальняя его часть, спрятавшаяся за кустами, похоже, действительно заселена. Надо же, даже дымок чуть курится над трубою! Видимо обитатель жилища изо всех сил пытается обогреваться.
Андрей решительно направился к дальней половине сторожки, продираясь через кусты. А вот и дверь, какая-никакая – фанерная заслонка – держится на одном гвоздике.