Таинственный ключ и другие мистические истории

Трехерн сидел один у большого камина, с серьезным видом наблюдая, как развлекаются остальные. Не для него теперь игры и танцы, его удел – выхватывать взглядом эпизоды удовольствий, ему заказанных, и радостей, ему недоступных, ибо надежды юности потеряны навек. В лице Трехерна, полном печали, Октавия видела невыносимый немой укор. Под тем предлогом, что ей надо обогреться, девушка скользнула к камину и заговорила с кузеном как раньше – прямодушно и дружески. Ее сердце забилось сильнее, когда она заметила, сколь быструю перемену произвел в Морисе ее порыв.

– Как тебе к лицу эти темные листья и ягоды! Помнишь, раньше под Рождество мы – счастливые дети – вместе ходили собирать остролист? – произнес Трехерн, снизу вверх глядя на кузину с нежным обожанием.

– Конечно, помню. Нынче каждый украсил себя остролистом, и только тебе не досталось даже бутоньерки. Сейчас я это исправлю, ведь мне хочется, чтобы ты по-прежнему во всех делах и затеях был с нами.

Октавия потянулась к каминной полке, увитой гирляндой из остролиста, чтобы отломить веточку, и вдруг сильный сквозняк подхватил подол ее воздушного платья. Мгновение – и она оказалась объята пламенем.

– Морис, помоги, спаси меня! – в ужасе, с надрывом взмолилась девушка.

Прежде чем кто-либо другой успел подбежать к ней, прежде, чем сам Трехерн понял, как ему это удалось, он рванулся из своей коляски, закутал Октавию в тигриную шкуру и, сжимая ее в объятиях, рухнул на колени – без страха перед огнем, не чувствуя боли, бессвязно выкрикивая признания в любви.

Глава VI Чудеса

Замешательство долго владело присутствующими, но когда все несколько успокоились, оказалось, что явлены сразу два чуда. Во-первых, Октавия была совершенно невредима, во-вторых, Трехерн стоял на собственных ногах, чего многие месяцы не мог делать без костылей. Этого второго чуда сначала никто не заметил – все толпились вокруг девушки. Затем охи и ахи улеглись и Октавия – она была еще бледна и едва дышала, но уже владела собой – воскликнула, указывая на Трехерна, который опирался на спинку своей коляски, блаженно улыбаясь:

– Взгляните на Мориса! Джаспер, скорее, помоги ему, не то он упадет!

Сэр Джаспер живо очутился рядом с кузеном и под хор изумленных голосов, одни из коих выражали участие, другие – поздравляли Трехерна, обнял его сильной рукой, удерживая в вертикальном положении.

– Что это значит, друг? Неужто ты с самого начала нас дурачил? – вскричал Джаспер, когда Морис, совершенно счастливый, обмяк в его объятиях.

– Это значит, что не всю жизнь мне быть калекой, это значит, что врачи не обманули, когда сказали, что внезапное потрясение станет для моего тела чем-то вроде электрического разряда, этаким толчком, какого они обеспечить не могут. Так и случилось. И если я исцелен, этим я обязан тебе, Октавия.

Трехерн простер к своей кузине руку, и столь страстная благодарность была в его жесте, что девушка закрыла ладонями лицо, предательски лучившееся любовью, а миледи бросилась к племяннику, обняла его и заговорила пылко, как любящая мать:

– Благослови тебя Боже, Морис, и да будет тебе наградой полное выздоровление! Теперь я обязана тебе жизнями обоих моих детей! Что мне сделать для тебя, как отплатить за добро?

– Пока я не смею сказать об этом, – прошептал Морис и добавил: – Тетушка, я сейчас, кажется, лишусь чувств. Поскорее заберите меня отсюда, пока я не устроил сцену.

Намек вернул миледи ее знаменитое самообладание. Кивнув Джасперу и майору, чтобы без промедления доставили Мориса в спальню, она жестом указала Розе на истерично рыдающую Бланш – дескать, займитесь вашей сестрой, дорогая, – и, убедившись, что все повинуются, миледи увела дочь в свои покои. Развлечений на вечер определенно было уже достаточно.

Одновременно с остальными миссис Сноудон и Эннон пожелали хозяйке доброй ночи, словно тоже намереваясь разойтись по комнатам. Однако, едва они достигли двери, что вела с галереи на лестницу, миссис Сноудон остановилась и поманила Эннона обратно. Теперь они были одни. Стоя у камина, пламя которого чуть не сделало этот веселый Сочельник трагическим, миссис Сноудон кивнула на лепестки пепла, еще недавно бывшие платьем Октавии, и обратила к Эннону лицо, полное сочувствия.

– Этот случай можно счесть счастливым, а можно и несчастным, мистер Эннон. Боюсь, удача Мориса обернется вашей потерей. Простите мне мою прямоту – она продиктована симпатией к Октавии. Чудесная девушка! Как бы я хотела видеть ее замужем за тем, кто ее достоин! Мне, мистер Эннон, дано читать по лицам. В вашем лице я прочла, что дело ваше движется не так, как вам хотелось бы, и вот предлагаю помощь. Примите ли вы ее?

– Разумеется, приму, а взамен окажу вам любую услугу, выполню любое приказание. Но чем я обязан столь неожиданному изъявлению дружбы? – воскликнул Эннон, одновременно благодарный и удивленный.

– Моему участию в судьбе этой юной леди, моему желанию спасти ее от недостойного человека.

– Вы говорите о Трехерне? – уточнил Эннон, еще более заинтригованный.

– Да. Октавия не должна выйти за игрока!