Читаем Таинственный обоз полностью

— Ей-богу правду говорю, — начал торопливо креститься мужик. — Нет в нашей округе ни гати через болото, ни барышни, что в усадьбе у развилки живет. Христом-Богом клянусь.

— Верим, верим, — сказал прапорщик, останавливая мужика. — Скажи, как отсюда попасть к тракту?

— На выбор, барин. Желаете, через город. Это, значит, скакать по большаку вперед. А можно повернуть назад и у развилки свернуть на зимник. Коли снова не верите, переспросите у любого в деревне, — с обидой закончил он, косясь на сотника… Когда офицеры возвратились к отряду, сотник со злостью ударил кулаком по седлу.

— Ну и шуточки у барышни! Встретил бы ее сейчас, не посмотрел бы на пол и внешность, велел бы задрать платье повыше и плетюганов всыпать сполна.

— Дай Бог, сотник, чтобы сие оказалось простой шуткой, — проговорил задумчиво прапорщик. — Сдается мне, что здесь пахнет чем-то гораздо хуже. Знать бы доподлинно чем.

— Верно говорите, ваше благородие, — откликнулся маячивший за спиной сотника урядник. — Та панночка мне тоже крепко не приглянулась. Особливо после того, як два раза на своего кучера зыркнула. Молодая панночка, а смотрит на него, словно нашкодившая цуцэня на хозяина. Голову под саблю кладу, що вовсе не кучер он ей.

— Ладно, хватит об этом, — резко сказал сотник, вскакивая в седло. — Все мы задним умом богаты. Лучше думайте, как наверстать упущенное время да снова в дурнях не оказаться.

3

Безжалостно нахлестывая лошадей, кучер гнал их до тех пор, пока барышня не обняла его сзади за плечи.

— Отдохни, милый. Страшным русским казакам уже не догнать нас, — ласково проворковала она по-французски.

Кучер придержал коней, сорвал с головы облезлый треух, вытер им вспотевшее лицо. Разогнувшись и распрямив плечи, этот минуту назад невзрачный мужичонка превратился в стройного, миловидного, с тонкими чертами лица молодого человека с ниспадающими на лоб и уши светлыми волосами.

— Мари, сколько можно повторять, чтобы ты говорила лишь по-русски, — недовольным тоном проговорил он, поворачиваясь к спутнице. — Или еще раз напомнить, где и зачем мы находимся?

— Прости, Мишель, — виноватым голосом произнесла девушка уже по-русски. — Но после встречи с этими ужасными казаками у меня все вылетело из головы. Насколько ты оказался прав, когда предупредил о возможной погоне и решил затеять этот маскарад.

— Просто я хорошо знаю нашего противника, Мари. Он не так глуп, как считают наши маршалы и генералы. Мы не могли уже столько дней находиться в русском тылу и не вызвать подозрений. Особенно после того, как были вынуждены заменить свои непригодные для здешних снегов повозки на сани. Я стал опасаться погони сразу после посещения монастыря, однако лишь здесь, у развилки, представилась возможность проверить это предположение. Я догадывался, что преследователи обязательно станут ломать голову над тем, какую из дорог мы выбрали, и наверняка будут расспрашивать о нашем обозе встречных. Этими столь нужными им очевидцами мы с тобой, Мари, и стали.

— Милый, но как хорошо русские осведомлены о нас! А тебя словно видели в лицо.

— Страшно не это, Мари, а то, что они почти догнали нас. Правда, нам с тобой удалось пустить их по ложному следу и выиграть этим несколько часов.

Со счастливой улыбкой на лице девушка теснее прижалась к спутнику, стала перебирать пальцами пряди его волос.

— Не зря твой дядя-генерал направил нас с этим солдафоном-капитаном, ты один стоишь больше его эскадрона. А как я рада, что ты, Мишель, взял меня с собой. Я так давно не видела тебя! С начала нашего знакомства еще никогда мы так надолго не разлучались.

— Ты права, Мари. С тех пор, как три года назад в холодном Петербурге молодой француз, учитель танцев, познакомился с хорошенькой соотечественницей-гувернанткой, мы всегда были вместе. Лишь война заставила нас на время расстаться.

— Милый, но она сделала тебя кавалером ордена Почетного легиона. Его ленточка так тебе к лицу, когда ты в мундире! Разве могли мы мечтать о столь высокой награде за свои труды, когда вдали от нашей милой Франции выполняли все, что она нам приказывала? А сколько мы совершили уже после того, как наша армия вступила в пределы России?

— И все-таки война разлучила нас, Мари. Я так тосковал без тебя, однако смог отыскать лишь совсем недавно. Ничего удивительного: люди нашей профессии чаще всего не принадлежат самим себе.

— Зато после этого мы не расставались. Ты даже сейчас настоял, чтобы дядя разрешил нам обоим отправиться за обозом. Как я счастлива, Мишель… — и девушка, закрыв от избытка чувств глаза, уткнулась лицом в густые волосы на затылке мнимого кучера.

— Я тоже, дорогая, — ласково проговорил тот, осторожно освобождаясь от объятий. — Однако необходимо торопиться. Капитан ждет нас, а казаки скоро вновь будут на верном пути…

Выслушав лейтенанта, капитан долго молчал, уставившись отсутствующим взглядом в пламя костра.

— Как быстро русские опять станут для нас реальной угрозой? — наконец спросил он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары