Таинственный образ

— История неприятная, ма шер. Мне еще мало лет было, жили мы с батюшкой в Петербурге. Родня наша, сама знаешь, небогата. Ну и батюшка хотел форс держать. А денег-то нет. Вот он и пристрастился к картишкам. И в игре того… передергивал…

— Шулерствовал, что ли?

— Понемногу обычно… Но в тот вечер большая игра была. Батюшку чуть за рукав не схватили. Вот он и свалил все на какого-то немца. Сказал — тот шулер. Скандал вышел. Граф Воронцов там был. Немец-то ему другом приходился. Вот он и не поверил, что тот мухлевал. Всех опрашивать стал. Ну и меня спросил. Мне тогда лет десять всего было. Я и сказал, что уже несколько раз с батюшкой на игру прихожу, и каждый раз вижу, что именно этот немец играет нечестно.

— Эк тебя занесло на обман-то…

— А что делать было? Жить-то нам с батюшкой надо. Вот и обвинили чужого. Воронцов, правда, и мне не поверил. Но другие игроки стали кричать, что уж ребенок-то — чистая душа, врать не станет. Конечно, с тех пор я вырос, изменился. Но все-таки сделай милость, Нюточка, едем домой!..

И Шишмарев потащил подругу за собой к выходу. И вовремя. Потому что вся компания генеральских гостей уже вышла в коридор.

— Позвольте проводить, ваше сиятельство в парадную залу! — гудел Закревский, забегая вперед императорского любимца. — Для нас честь — сам граф Василий Семенович Воронцов! И как раз к празднику. Вот извольте видеть, у нас именины моей дочери Полины. Подойти сюда, моя красавица!

Но Воронцов не дослушал хозяина. Наконец-то найдя Романа, он ринулся обниматься:

— Роман Иванович! Ромка! Это же я — Василий Семенович!

Шварц оторопел. Оказывается, вот кто гостил у него — сам знаменитый граф Воронцов!

На помощь Роману пришел Закревский, тут же сменивший тему разговора:

— Вы, ваше сиятельство, прибыли к нам в счастливую минуту для милейшего Романа, не знаю как его по отчеству, мы тут без отчеств, по-родственному общаемся. Господин Шварц объявил о помолвке с мадемуазель Александрин Перегудовой.

— Да не Перегудова она, а Локтева! — встряла-таки Авдотья Самсоновна.

— Все равно — родня! — отрезал Перегудов. — Наиближайшая! Как сестра вместе с моей дочкой Наденькой воспитывалась. Все время вместе, как подружки, как едина душа. Вот и на званый обед к губернатору вместе прибыли. Так, Сашенька?

Иван Никанорович посмотрел в сторону Романа, рядом с которым должна была стоять родственница. Но Саши не увидел. Новоявленный жених обнимался и целовался вовсе не с Сашей, а с шумным и раскрасневшимся только что прибывшим губернаторским гостем. Тот, словно медведь, хватал Романа в охапку и громогласно гудел:

— Нашел-таки! Я ж к тебе нынче ездил. На полдороге, знаешь, чуть в сугроб не грохнулся — какой-то пьяный возница на меня выскочил. Хорошо, мой кучер тройку уберег, а то и кони пострадать могли бы. Меня самого аж тряхнуло — носятся, черти пьяные, по дорогам!

Только теперь Роман понял, по чьей вине отлетел он в снег, да еще и в помоях искупался, но сказать ничего не сумел, потому что шумный Воронцов снова стиснул его до колик в ребрах и опять загремел свое:

— Мне сосед твой поведал, что ты к Закревскому на обед собрался. Ну, я опять ноги в руки — и сюда. И вот надо же — какой форс-мажор! — помолвка. А это тут зачем? — Воронцов ткнул пальцем в портрет девицы с розами. — Я эту картину в твоей мастерской видел. Продаешь, что ли? Так я куплю!

— Не продаю, Василий Семенович! — Роман попытался отодрать благодетеля от своей груди.

Но тот снова полез с лобызаниями. Видать уже был не весьма трезв.

— Почему? Разве ты мне не друг? Я хорошие деньги дам! Те картины, что я у тебя прихватил, помнишь — портреты Гоголя да Вельтмана, — я в Литературный клуб подарил. Ты, Ромка, надеюсь, не в претензии? Я же тебе сто рублей за них оставил. Ты деньги-то видел?

— Да перестаньте вы! — Роману стало стыдно, хоть провались. Виданное ли дело, чтобы прямо при всех говорить о деньгах?!

Но Воронцова было уже не унять. Да и какое дело императорскому любимцу до того, нравится или не нравится кому-то то, что он говорит? Он же граф Воронцов — он в своем праве!

— Как же вы изволили знакомство с господином Шварцем свести? — совершенно нагло влезла в разговор Авдотья Самсоновна. Любопытство распирало ее так, что дама и о приличиях забыла. — В Петербурге что ли?

— Почему в Петербурге? В Москве. Его сиятельство у меня… — начал Роман, но граф успел наступить ему на ногу.

— Я у художника картины покупал! — провозгласил Воронцов. — Специально к нему домой приехал, чтобы получше выбрать. Разве вы сами не знаете? — Граф обвел присутствующих веселым взглядом. — Картины его сиятельства барона Шварца приглянулись самому императору Николаю Второму.

— Приглянулись императору? — ахнула любительница живописи Полина Закревская.

— Его сиятельства барона? — всплеснула руками Авдотья Самсоновна. — Роман Шварц — барон? Да что же вы молчите, месье Роман?!

Шварц грустно улыбнулся:

— Его сиятельство ошибся. Мои предки и вправду были баронами, но наши грамоты на титул утеряны. И замок наш давно в руинах.