Таинственный остров

— Если до завтрашнего утра мы не найдем какого-нибудь сильнодействующего жаропонижающего средства вроде хинина, — сказал журналист, — Герберт погиб!

Наступила ночь, вероятно, последняя для этого славного, умного и доброго юноши, которого так любили все колонисты. А единственного лекарства, которое могло бороться со злокачественной лихорадкой и победить ее, у колонистов не было.

С наступлением ночи Герберт снова стал бредить. Он уже не узнавал никого. Лоб его пылал от жара.

Проживет ли он до завтрашнего дня, до третьего приступа, который непременно должен был убить его? У него не было больше сил. Организм его больше не сопротивлялся болезни. В промежутках между приступами бреда юноша лежал без движения, и сердце его билось слабо-слабо.

Около трех часов утра Герберт вдруг дико вскрикнул. Казалось, у него началась уже агония. Наб, дежуривший у его постели, в испуге бросился в соседнюю комнату, где проводили бессонную ночь его товарищи. В эту минуту Топ как-то странно залаял. Колонисты вбежали в комнату. Пенкроф схватил в объятия умирающего юношу и не дал ему соскочить с постели на пол. Гедеон Спилет взял Герберта за руку и с трудом нащупал еле бьющийся пульс.

В пять часов утра начался рассвет. Первые лучи зари проникли в комнату больного. День обещал быть ясным, этот последний день жизни Герберта… Луч солнца скользнул по стене и упал на столик рядом с кроватью умирающего.

Вдруг Пенкроф вскрикнул и указал рукой на какой-то предмет, лежащий на столике.

Это была маленькая продолговатая коробочка, на этикетке которой были написаны два слова:

«Сернокислый хинин».

Глава одиннадцатая Снова необъяснимая загадка. — Выздоровление Герберта. — Неисследованные части острова. — Приготовление к отъезду. — Первый день. — Ночь. — Второй день. — Следы в лесу. — Прибытие на мыс Рептилии.

Гедеон Спилет схватил коробочку и поспешно открыл ее. В ней содержалось около двухсот каких-то белых крупинок. Он попробовал на вкус одну из них. Сильная горечь рассеяла все сомнения: это был драгоценнейший препарат хинина, лучшее противолихорадочное средство!

Нужно было, не колеблясь, дать это лекарство Герберту. Как оно здесь очутилось, об этом можно будет поговорить позже!

— Кофе! — приказал Гедеон Спилет.

Через несколько секунд Наб принес чашку теплого кофе. Гедеон Спилет растворил в ней десять крупинок хинина и заставил Герберта выпить микстуру.

Лекарство не опоздало, ибо третий приступ лихорадки еще не начался у больного. А теперь он и не мог начаться!

Все колонисты буквально ожили. Таинственная сила снова оказала им покровительство, и в такую минуту, когда они потеряли всякую надежду на ее вмешательство!

Через несколько часов Герберт уже спокойно спал. Только тогда колонисты могли поговорить об этом происшествии. Забота неизвестного покровителя проявилась в этом случае явственней и очевидней, чем во всех предшествующих. Но каким образом ему удалось ночью проникнуть в Гранитный дворец?

Это было совершенно необъяснимо.

В течение всего дня Герберту давали хинин через каждые три часа.

Уже на следующий день в состоянии его здоровья наметился перелом к лучшему. Он еще, понятно, не был вполне здоров — болотные лихорадки дают часто опасные рецидивы, но теперь колонисты не боялись их: они располагали надежным лекарством, да к тому же где-то недалеко был и тот, кто дал им это лекарство. Горячая волна надежды вытеснила пз их сердец отчаяние.

И надежда эта не была обманута. Десять дней спустя, 20 декабря, Герберт начал поправляться. Он еще был слаб, его приходилось держать на строгой диете, но лихорадка больше не возвращалась. Юноша беспрекословно подчинялся установленному для него Гедеоном Спилетом режиму. Он так хотел выздороветь!

Пенкроф чувствовал себя человеком, извлеченным со дна пропасти. На него нападали приступы буйного веселья, похожие на припадки сумасшествия. Когда благополучно миновал час третьего приступа, он так стиснул в объятиях Гедеона Спилета, что тот чуть не задохнулся. С этого времени он называл журналиста не иначе как «доктором».

Но настоящий доктор все еще не был найден.

— Мы найдем его! — повторял моряк.

Кто бы ни был этот человек, но ему предстояло испытать силу объятий Пенкрофа.

Декабрь подошел к концу, а вместе с ним и этот жестокий для колонистов 1867 год. 1868 год начался великолепной погодой. Чисто тропическая жара смягчалась свежими бризами. Герберт возвращался к жизни. Койка его была поставлена под окном, и он часами полной грудью вдыхал живительный соленый и влажный морской воздух. У него вновь появился аппетит, и Наб изощрялся в изготовлении легких и питательных блюд для него.

— Этак и мне захочется стать умирающим! — шутил Пенкроф.