Ширина реки в этом месте все еще равнялась шестидесяти-семидесяти футам при глубине в пять-шесть футов. Инженер обнаружил несколько притоков, но все это были совершенно несудоходные ручьи.
Лес тянулся кругом, сколько видел глаз. Нигде — ни под сенью чащи, ни на берегу реки — не было заметно никаких признаков присутствия человека. Исследователи не обнаружили ни одного подозрительного следа. Было совершенно очевидно, что топор дровосека не рубил ни одного из этих вековых деревьев, что никогда нож охотника не рассекал эти лианы, переплетавшиеся между стволами соседних деревьев, не оставляя прохода, что никогда нога человеческая не ступала по этой густой траве. Если пассажирам погибшего корабля и удалось добраться до берега, то ясно было, что искать их следовало где-нибудь на побережье, а не здесь, в чаще девственного леса.
Инженер торопил поэтому своих спутников, чтобы скорее дойти до западного берега острова, находящегося, по его расчетам, в пяти милях отсюда. Колонисты снова сели в пирогу и поплыли, хотя теперь река уклонялась от побережья в сторону горы Франклина. Тем не менее решено было следовать по ее течению до тех пор, пока под дном пироги будет хотя полфута воды. Это экономило силы и время участников экспедиции, потому что в лесу пришлось бы прорубать каждый шаг дороги.
Вскоре прилив перестал нести лодку — не то наступил уже час отлива, не то на таком расстоянии от океана он терял свою силу. Так или иначе, но колонистам пришлось взяться за весла. Наб и Герберт сели на скамейку и стали грести, Пенкроф вооружился кормовым веслом, и плавание продолжалось.
Казалось, на западе лес редел. Деревья стали расти менее густо. Появились даже отдельные группы их, разделенные просветами. Но именно благодаря своей изолированности и обилию воздуха и света они разрастались еще пышней, еще величественней.
Какая дивная растительность! Ботаник, лишь взглянув на нее, мог бы с точностью сказать, под какой широтой лежит остров Линкольна.
— Эвкалипты! — воскликнул вдруг Герберт.
Действительно, тут росли эти великолепные деревья, представители субтропической флоры, родичи эвкалиптов[28]
Австралии и Новой Зеландии, расположенных под той же широтой, что и остров Линкольна. Некоторые из этих деревьев поднимались в высоту на двести футов. Они имели по двадцать футов в обхвате, и кора их, изборожденная натеками ароматного клея, имела пять пальцев в толщину. Трудно было представить себе более величественное и странное зрелище, чем эти деревья с перпендикулярной к земле листвой, не задерживающей солнечных лучей.Земля вокруг эвкалиптов поросла густой свежей травой, в которой прыгали целые стаи птичек со сверкающими, как алмазы, крыльями.
— Вот так деревья! — воскликнул Наб. — Годны ли они на что-нибудь?
— Как бы не так! — презрительно ответил Пенкроф. — Эти великаны-деревья, как и великаны-люди, годны только на то, чтобы их за плату показывали на ярмарках.
— Ошибаетесь, Пенкроф, — возразил Гедеон Спилет, — это дерево за последнее время начинает получать все большее применение в столярном деле.
— А я скажу, — добавил юный натуралист, — эти эвкалипты принадлежат к семейству, насчитывающему много полезных пород: гвоздичное дерево, дающее великолепное гвоздичное масло; гранатовое дерево, дающее вкусные гранаты; eugenia cauliflora, из плодов которого добывают неплохое вино; мирт Ugni, его сок — вкусный алкогольный напиток; мирт caryophyllus, кора которого заменяет корицу; обыкновенный мирт, ягоды которого могут заменить перец; eugenia pimenta, из которого добывают ямайский перец; eucalyptus robusta, дающий что-то вроде манной крупы; eucalyptus Gunei, сок которого, перебродив, дает напиток, похожий на пиво… Впрочем, разве можно перечислить все применения деревьев этого семейства, насчитывающего сорок шесть родов и тысячу триста видов!
Колонисты внимательно слушали лекцию по ботанике, с увлечением прочитанную юным натуралистом.
Сайрус Смит улыбался, а Пенкроф смотрел на своего воспитанника с непередаваемой гордостью.
— Однако, Герберт, — сказал он после некоторого раздумья, — я готов поклясться, что все эти полезные деревья не такие великаны, как эти!
— Ты прав, Пенкроф, — согласился юноша.
— Значит, я был прав, говоря, что великаны ни на что не годны.
— Вы опять ошибаетесь, Пенкроф, — сказал инженер. — Именно эти великаны, под которыми мы находимся сейчас, полезны человечеству.
— Чем?
— Тем, что оздоровляют местность, где они растут. Знаете ли вы, как их называют в Австралии и Новой Зеландии?
— Нет.
— «Лихорадочными деревьями».
— Потому что они вызывают лихорадку?
— Нет, потому что они предохраняют от лихорадки.
— Отлично. Я запишу это название, — сказал журналист.